Тренер протянул бутылку минералки, но Хан отрицательно качнул головой.
— Там на столе… другая.
«Я сама воду для тебя набирала. Там мята и лимон… сделаешь глоток, и силы прибавятся».
Только мысли о ней этих сил и добавляли. Ему казалось, он вырастает до гигантских размеров и способен свернуть небоскребы. Открутил пробку и с наслаждением сделал несколько глотков, думая о том, что после боя он увезет ее, как и обещал, к океану. ее и Эрдэнэ. Теперь у него на одну девочку меньше… и ни с одной из них он больше не готов расстаться.
Вышел на арену, выискивая глазами соперника, и, едва увидел, ощутил стремительный взлет адреналина. Кривляющийся ублюдок мяукал и сгибал пальцы, как поднятые кверху лапы. Это будет первое, что он ему переломает и вырвет — пальцы! Желание убивать зашкаливало и принимало сумасшедшие размеры. Он жаждал смерти твари, посмевшей прокрасться к нему в дом… но смерть слишком просто. Тварь должна рассказать, кто ему помогал. Без соучастников внутри дома провернуть такое было невозможно. Это был кто-то, кому он всецело доверял, кто-то близкий, кто-то стоящий рядом или у него за спиной. И он найдет предателя во что бы то ни стало.
Люди верезжали, улюлюкали, вскакивали с мест, отбивали ритм ногами. Иногда ему хотелось разодрать и парочку из них, а то и всех. Зрители. Неотъемлемая часть всеобщей мясорубки. Жадно желающие смотреть за чужой болью, подсчитывать кровоподтеки, сломанные кости и выпущенные кишки. Он хотел быть хладнокровным, но у него плохо получалось, жажда крови казалась неуправляемой. Как будто он лишился привычного контроля.
Мухаммад стоял напротив и играл бицепсами.
— Слышал, ты привел с собой белую курочку. Когда ты сдохнешь, я натяну ее на свой член, и мы помянем тебя. Я буду ее жарить. Тынь-тынь-тынь.
Соответствующие движения бедрами вперед и руками назад, а Хан стискивает челюсти, стараясь совладать с адской ослепляющей яростью. Бросил взгляд на ряд, в котором сидит Ангаахай, и на секунду сердце забилось чаще. Как она смотрит только на него во все глаза, подавшись вперед. Не улыбается. ее глаза расширены. И он видит — ей страшно. За него. Разве так можно притворяться. И ему впервые верится, что его… да, его любят. Не за что-то. А вопреки всему.
Вначале Хану казалось, что он не может сосредоточиться на бое из-за своей злости, пропустил несколько ударов и постарался взять себя в руки, отключить все мысли. Особенно о мертвой Киаре. Но у него не получалось. Во время короткого перерыва сделал еще несколько глотков воды, пытаясь набраться тех самых сил… думая только о ней. Подарить ей победу и забыть о ринге навсегда.
Но вместо сосредоточенности на лице и выпадах противника начало казаться, что перед ним не Мухаммад, а… его отец. Вначале лицо то появлялось, то исчезало, и Хан наносил сокрушительные удары противнику. А потом у Мухаммада появилось несколько лиц. Одно родного отца, одно отчима и третье лицо мертвой жены Хана. Все они смеялись над ним и держали в руках кинжалы. У них было сотни рук. Хан старался увернуться от каждой из них, бил в головы, но попадал всегда мимо, головы исчезали, и одна громко ржала над ним, а его ослепило болью, он шатался и летал по рингу, как резиновая кукла.
Взгляд на трибуны, поиск… и отчаянное понимание, что ее там нет. Нигде нет. Сокрушительный удар в голову, и он летит назад, падает навзничь на спину, широко открыв глаза, смотрит на прожекторы вверху. Слышит голоса, счет вслух, и лицо заливает кровью. С диким ревом встает и наощупь идет на врага, не важно, какое у него лицо и где оно. Похер. Главное найти, сдавить руками и раздробить… бешеный рев толпы. Все тело наливается какой-то сатанинской силой, и вот он уже сверху, с наслаждением прислушивается к дикому ору противника и мягкому треску кистей. Хан рвет и ломает. Что именно — не важно. Под ладонями жесткие курчавые волосы Мухаммада. Раздается сильный треск, и Хан воет на весь зал… еще хруст, и его безуспешно пытаются оттащить в сторону. А он ломает и… и понимает, что ломается вместе с этой мразью. И что лучше бы он там сдох.
Бешено вращая глазами, всматриваясь в четверящиеся лица, он ищет ее и ищет. Издалека слышит:
— Оторваны уши. Перебиты все пальцы, Сломан позвоночник. Уносите.
Его самого выводят куда-то, в дверь ломятся фанаты, кто-то орет о ставках и компенсации для покалеченного и полумертвого Мухаммада.
Его предали… ему что-то подсыпали в воду… Анализ уже готов. Это наркотик, он вызывает галлюцинации и слабость в мышцах. Но как? Кто? ОНА НЕ МОГЛА. Только не она. Не… Ангаахай. Она на такое не способна. А Хан держится за звенящую голову и смотрит в никуда, пока охранник дрожащим голосом докладывает о том, что Ангаахай сбежала из зала, пока шел бой. У нее были помощники.
— Кто?
— Пока не знаем, но уехала она на машине, явно ожидающей у входа.
«Я сама воду для тебя набирала. Там мята и лимон… сделаешь глоток, и силы прибавятся».
— ее уже ищут, прочесывают каждый квадратный метр. Найдут и привезут к вам.