— Ничего русская родит ему еще парочку безногих блондинчиков.
Сдавил нож еще сильнее, так что даже тупое лезвие продрало кожу на ладони и кровь капнула на салфетку.
— Прикажи им убраться, — тихо прорычал дед, — пусть охрана выведет обеих!
Но Тамерлан не слышал деда, он смотрел на свою жену и на девочку в коляске. Обе одеты в белые балетные костюмы, волосы собраны и из-за спины Эрдэнэ виднеются белые крылья, посыпанные блестками. Еще одна дурацкая мишура.
Но когда девочка посмотрела на отца и улыбнулась ему ярость начала сменяться странным жаром и каким-то …каким-то невероятным ощущением. Ангаахай кивнула куда-то в сторону и заиграла музыка. Довольно известная даже для тех, кто совершенно не разбирается в балете.
И он не поверил своим глазам. Они начали танцевать. Вместе. Девушка в пуантах (откуда только достала?) и девочка без ног. Их движения были синхронными, плавными и через какое-то время Хан перестал думать о том что девочка на коляске, она двигалась всем своим тельцем, взмахивала руками изгибалась вместе с девушкой, которая то накрывала ее руками крыльями, то кружила вместе с коляской. Это было не просто красиво. Это было настолько завораживающе прекрасно, что он ощутил жжение в глазах и в груди.
«Если бы у меня были ноги я бы стала балериной»…когда-то он услышал, как Эрдэнэ говорит это Зимбаге. Но никогда бы об этом не вспомнил…
Когда танец закончился тишина все еще висела в воздухе, а раскрасневшаяся Ангаахай, подвезла Эрдэнэ к Хану. Они стояли напротив стола вдвоем. Раскрасневшиеся с блестящими глазами и смотрели на него.
Потом Эрдэнэ перевела взгляд на девушку та ободряюще ей кивнула, и та опять посмотрела на отца.
— С Днем Рождения, папочка! Я выучила этот танец для тебя! Знаю, что… что мною трудно гордиться, но я буду стараться, чтоб ты не разочаровался во мне. Вся сила не в ногах, а в голове!
И тут раздались одинокие аплодисменты. Хлопал в ладоши дед. Следом за ним зарукоплескали и остальные. Девочка повернула к нему личико, а Хан весь внутренне сжался, готовый перерезать Батыру горло если тот скажет какую-то гадость.
— А она смелая эта малышка. Настоящая Дугур-Намаева! Иди-ка сюда!
И поманил девочку пальцем.
Ангаахай посмотрела на Хана и тот усмехнулся, чувствуя, как его распирает, раздирает, буквально разносит от гордости. Это было смело, нагло и очень красиво.
Но Эрдэнэ не торопилась подъехать к деду, она смотрела на отца.
— Подойди сюда, крошка, я кому сказал! — поманил прадед еще раз, но она грозно свела вместе брови.
— Я еще не договорила со своим отцом.
Снова повернулась к Хану.
— Я хочу сказать, что люблю тебя, папа.
И он ее любит, до безумия, до демонизма. Так любит, что готов был прятать Эрдэнэ от чужих глаз и языков всю жизнь, лишь бы кто-то не посмел ее обидеть даже словом.