Для большинства ученых ключевым словом является профилактика – это задача безошибочно диагностировать людей с риском развития шизофрении до их первого психотического срыва. Либерман из Колумбийского университета разрабатывает новые методы обследования функций гиппокампа. Ожидается появление новых лекарств, способных предотвращать возникновение шизофрении, подобно тому, как это было с препаратами, сдерживающими симптомы болезни Альцгеймера. И, наконец, холин. В Денвере Роберт Фридмен продолжает свое долгосрочное исследование холина при финансовой поддержке, в том числе Сэма и Нэнси Гэри. Он намерен отслеживать развитие детей с момента, когда беременные матери начинают прием холиновых пищевых добавок и вплоть до окончания постпубертатного периода, наиболее чреватого возникновением шизофрении. Как сказал Фридмен на церемонии награждения в Нью-Йорке, сам он вряд ли доживет до результатов своего исследования. То же относится и к супругам Гэри, и ко многим другим его спонсорам. «Эти нефтяные магнаты вроде Нэнси – строители, созидатели. Они сказали: “Ну, давайте делать. Мы же свои бизнесы именно так и ведем”», – говорит Фридмен. А если в ходе работы выяснится, что это бесперспективный проект, они как-нибудь поужинают все вместе и скажут, что было приятно познакомиться.
В сотрудничестве с Либеровским институтом развития мозга при Университете Джона Гопкинса (одним из создателей которого является автор возрастной теории Дэниел Уайнбергер) Фридмен приступил к исследованиям здоровья эмбриона с другой точки зрения. В центре внимания ученых находится установление возможной связи между риском шизофрении и состоянием плаценты беременной женщины. Совместно с Фридменом Уайнбергер изучает вопрос о влиянии холина на улучшение здоровья плаценты. Оба исследователя рассчитывают одним махом устранять большое число потенциальных случаев шизофрении еще до появления таких пациентов на свет.
С точки зрения Фридмена, профилактика – это не только качественная медицина, но еще и здравый смысл. Многие миллиарды долларов ежегодно тратятся на разработку лекарств для лечения симптомов психической болезни после того, как она обнаружилась. А если тратить часть этих денег на профилактику, и не только в утробе, но и в детстве? Ведь у многих молодых людей психическая болезнь развивается незаметно для тех, кто мог бы им помочь. И существует возможность предотвращать часть этих срывов и даже самоубийств путем укрепления слабых мест сознания до усугубления ситуации. «Национальный институт психиатрии выделяет на исследования в области внутриутробной профилактики всего четыре миллиона триста тысяч долларов из своего годового бюджета в размере одного миллиарда и четырех миллионов, причем только на опыты на мышах. Хотя симптомы развития шизофрении налицо у половины молодых людей, устроивших расстрелы в школах», – заметил недавно Фридмен.
Невозможно представить, насколько иначе сложилась бы жизнь братьев Гэлвин в условиях менее косных представлений о душевных болезнях, предполагающих отказ от выключения таких людей из жизни общества и более активные действия при появлении первых тревожных сигналов. Однако есть основания надеяться, что для тех, кто родится спустя полвека, ситуация изменится, возможно даже до неузнаваемости.
* * *
«Я считаю, что тенденция возврата к изучению семей налицо», – сказала Линн ДеЛизи. Мы с ней пили неподалеку от ее дома в Массачусетсе. В 2016 году, когда вышло ее исследование гена SHANK2, ДеЛизи опубликовала статью в журнале Molecular Neuropsychiatry, в которой утверждала, что исследования семей больных шизофренией сейчас актуальнее, чем когда-либо прежде. Впервые за долгое время она не единственная из ученых, кто так считает.
«Думаю, семьи имеют огромное значение», – говорит Дэниел Уайнбергер. В свое время, работая бок о бок с ДеЛизи в Национальном институте психиатрии в Вашингтоне, Уайнбергер скептически, если не пренебрежительно, относился к ее исследованиям семей. Теперь же, как и ДеЛизи, он признает их ценность для отработки на практике теоретических выводов общегеномных исследований. «Безусловно, семьи будут иметь критическое значение для установления генетических причин заболеваний отдельных людей». Уайнбергер обращает внимание на то, что, в отличие от GWAS, исследования подобных Гэлвинам семей могут открывать новые направления в лечебной работе. «Меня как-то спросили: «Можно ли понять шизофрению, если будет генотипирован каждый человек на планете?» Предполагаю, что этого нельзя достичь только всеобщим генетическим секвенированием. Оно не объяснит шизофрению, а скажет очень многое о факторах риска. Сомнительно, чтобы мы получили исчерпывающий ответ».
Многие годы работа ДеЛизи оставалась незамеченной. Она и сегодня остается в какой-то степени аутсайдером. Да, она преподает в Гарварде и активно участвует в международном сообществе исследователей шизофрении, но, в отличие от многих современников, она не получала премий и грантов. Возможно, ее заслуги не признают, даже если экспериментальные данные о SHANK2 послужат основой очередного прорыва. Так устроен научный прогресс – если ты не относишься к немногим бессмертным, ты всего лишь один из многих участников долгой череды исследований. «В какой-то степени это меня напрягает. Но внутренне я уже давно с этим определилась. Важно только то, что я сделала для того, чтобы все это стало возможным», – говорит ДеЛизи.
К моменту публикации исследования о гене SHANK2 Стефан Макдонах уже ушел из Amgen. Некоторое время спустя из телефонного разговора с ним ДеЛизи узнала, что ее бывший коллега перешел в Pfizer – ту самую компанию, которая шестнадцать лет назад прекратила финансировать ее исследования мультиплексных семей.
В какой-то мере ДеЛизи оценила иронию ситуации. Как поняла в свое время семья Гэлвин, жизнь часто ходит по кругу.
ДеЛизи никогда не рассказывала Макдонаху об этих перипетиях. Насколько он знал, данные принадлежали только ДеЛизи, ему было неизвестно о разводе 2000 года, когда она и Pfizer поделили их пополам. Поэтому, в том телефонном разговоре она решила сообщить ему, что в Pfizer до последнего времени подтверждали наличие у них набора генетических образцов ее мультиплексных семей, в том числе использованных в их работе о SHANK2.
Оба понимали, что это может значить: если образцы ДеЛизи в какой-то момент не выбросили на помойку, чтобы освободить место в холодильнике, они должны где-то храниться. ДеЛизи не представляла, где именно, а даже если бы и знала, то все равно не могла распоряжаться их использованием.
«С кем вы имели дело?» – спросил Макдонах. Возможно, он найдет этого человека и задаст вопросы ему.
ДеЛизи сообщила ему имя.
Это было невероятно. В компании Pfizer работали тысячи людей по всему миру, а человек, который их интересовал, сидел всего в нескольких метрах от Макдонаха.
Устоять перед таким соблазном Макдонах оказался не в силах. Наступал конец года, и в его бюджете оставались кое-какие деньги. «Я подсуетился, да и секвенировал некоторые из образцов ДеЛизи», – говорит он. Макдонах выбрал семьи с самым большим числом шизофреников. Семью Гэлвин уже проанализировали ранее, но были и другие, не настолько же многочисленные, но довольно большие.
«Линн опередила свое время и в этом, – говорит Макдонах. – Мы хотим понять, есть ли там что-то. В Pfizer не заинтересованы в использовании этих материалов для разработки лекарств, так что у нас есть все возможности для их публикации и ознакомления с ними научного сообщества».
Этим семьям по-прежнему есть что сказать. И теперь к ним прислушиваются.
Глава 44
Дональд