«Ты действительно собираешься отойти от дел в будущем году?» – спросила она Линдси.
«Хотелось бы», – ответила та.
«Хотелось бы… А потом откроет книжный магазин и сможет читать вволю». Мими пристально посмотрела на дочерей.
«Мы все трое обожаем читать. Мы заядлые читательницы», – сказала она, сияя от гордости.
Теперь у Мими не жил никто из мальчиков. Три года назад Дональд переехал в интернат в Пойнт-оф-Пайнс – после перенесенного инсульта Мими была слишком слаба, чтобы самостоятельно обеспечивать ему домашний уход. Это печалило ее. Ей нравилось находиться в компании. Но Мими по-прежнему виделась со всеми сыновьями и по-прежнему прикрикивала на Питера и Мэтта, чей внешний вид приводил ее в ужас: «Штаны застегни! Где твой ремень? Иди душ прими!»
Маргарет и Линдси отчасти понимали ее. Однако станет ли мальчикам лучше, если они будут при галстуках и в пиджаках? И насколько уместны теперь подобные придирки? «Она действительно неспособна делиться своими чувствами относительно чего угодно. Но зато может нещадно критиковать за любые мелочи», – сказала Маргарет, убедившись, что мать это не услышит.
А за кухонным столом обе сестры веселились.
«Мам, если бы ты почаще говорила «Да», никакой шизофрении и не было бы», – подковырнула Линдси.
Мими нашлась мгновенно: «Моя проблема в том, что я сказала «Да» слишком много раз».
Не сразу, но дочерям удалось убедить Мими поговорить о том, что происходило в действительности и как она к этому относилась.
Мими вспомнила, как шестнадцатилетний Джим угрожал ей огромной сковородой, а Дональд как-то раз пытался задушить из-за того, что она положила его лекарство не туда. «Я была в ужасе, и если бы не трое-четверо других мальчиков, наверное, умерла бы, такой мертвой хваткой он меня держал».
Мими без малейших колебаний сказала, что и Джим, и Джо умерли из-за лекарств, предназначенных помогать им. «Оба мальчика приходили в больницу и жаловались на боли в груди, а на них не обращали внимания, потому что они психически нездоровы. И оба умерли от сердечной недостаточности».
Она вспомнила, насколько была потрясена, узнав об отце Фрейденстайне. Они с Доном ничего не подозревали, потому что им ничего подобного и в голову не приходило. «Ну, как родители мы оказались не слишком сообразительными, ни в чем таком не разбирались. Мы были ужасно беспечны и отпускали сыновей с ним».
Мими рассказала о хрупкой психике мужа, которая, по ее догадкам, стала такой из-за военного опыта Дона. «Он очень много всего повидал. Но никогда не говорил об этом, просто носил все внутри себя». Госпитализация Дона во время службы в Канаде случилась через десять лет после войны. «Начальство авиабазы запаниковало, ведь он же был офицером разведки, и им понадобилось убрать его оттуда как можно скорее. Так он и оказался в госпитале Уолтера Рида. Никаких заболеваний не обнаружили, а на посттравматический стресс тогда не проверяли».
Заговорив о том, как ее обвиняли в психической болезни сыновей, Мими снова напряглась. «Мы ввязались в дискуссию с теми докторами, и они нас растоптали. Оказывается, мы – худшие родители на свете. Это было ужасно. Это больно ранило. Мы с Доном чувствовали себя морально парализованными. Просто цепенеешь, потому что не понимаешь, что делать. И поговорить не с кем. Мы были примерной семьей. Служили для всех образцом. И когда это впервые случилось, нам было смертельно стыдно».
Теперь она наконец-то могла выговориться, рассказать об этом стыде. «Ох, в этом было все дело, это же такой позор. Все эти обвинения извели меня настолько, что я не могла с подругами разговаривать, да и вообще… Все просто засело внутри, и от этого было очень тяжело. Думаю, тогда я нашла какую-то опору в католической церкви. Приняла все это как свой жизненный удел».
«Так что я оказалась раздавлена. А ведь считала себя такой хорошей матерью. Каждый вечер пекла пироги и печенье. Или хотя бы делала желе со взбитыми сливками», – сказала Мими.
* * *
Несмотря на вспышки сострадания к матери, Маргарет относилась к ней очень критично из-за того, что в центре ее внимания всегда был Дональд и другие больные мальчики, а все остальное рассматривалось в порядке исключения, в том числе и отношения с дочерью. «Из-за Дональда у меня никогда не было мамы», – говорит Маргарет. И теперь она видела в матери всего лишь женщину, которая посеяла ветер и пожинала бурю. «Она стояла на своем, – сурово говорит Маргарет. – И это дорого обошлось ей в плане отношений с дочерьми и другими психически нормальными детьми. Так что в конечном счете она оказалась в проигрыше. Мать отталкивала от себя тех, кто мог бы быть с ней рядом».
По мнению Маргарет, в их числе оказался и отец. «Не знаю, я не оправдываю его интрижки, но не думаю, что там было что-то слишком уж серьезное с обоих сторон».