Что-то не так с Гэлвинами. Идеальная семья, разрушенная безумием

Питер

Маргарет

Линдси

«Надо… очень медленно», – прерывающимся голосом сказала Мими. Ее речь была несвязной, но улыбка на лице оставалась неизменной. «У меня головой… с головой не все в покое… в порядке. У меня вообще дурная, очень. А вам надо говорить хорошо и погромче».

Слова, которые произносила Мими, далеко не всегда соответствовали тому, что она хотела сказать. Целую минуту она колебалась по поводу слова «Австрия», хотя на самом деле имелась в виду «Индия». «По большей части ее слова лились сами по себе», – сказал друг семьи Джефф Чейни, помогавший ухаживать за ней. Но она все время пыталась говорить яснее и при этом слегка посмеивалась.

«Здесь вот Маргарет. Она как… да ты знаешь. А мои уста там… наверное, тоже пора уходить… посмотрим… но раз я… короче… вначале я была восемь долларов за старость, за слишком старость».

Вымотанная Мими хихикнула. «Довольно скверно. Но я могу пытаться. Иногда говорить «мальчик», «школа», а сегодня «мальчик» и «книга»!»

Она снова заулыбалась. «Вот, я пытаюсь потихоньку. Это довольно скверно. Совсем не хорошо. А я думала, я уже, уже я все». Она засмеялась в голос, а затем произнесла совершенно отчетливо: «В общем, как сказала Мэри, “мама, теперь ты просто занимаешь больше времени!”».

Окружающим пришлось научиться расшифровывать ее бессвязные речи. Чтобы облегчить уход за Мими, ее больничное место устроили в цокольном этаже дома. Каждый день случалось что-то новенькое: то инфекция мочевого пузыря, то расстройство желудка, то рвота, то приступы болей, которые приходилось снимать морфием. Но Мими все еще смотрела телевизор – фильмы, выпуски новостей и свое любимое ток-шоу Рейчел Мэддоу. Она не привыкла быть настолько беспомощной, тревожилась, когда оставалась одна, и до слез расстраивалась по поводу домашних дел, которые, как ей казалось, нужно срочно сделать – например, почистить септик. Впервые в жизни у Мими появились собственные навязчивые идеи.

Чем дольше Линдси находилась с матерью, тем лучше понимала ее, по крайней мере ей так казалось. Иногда, когда требовалось донести до Мими какую-то более сложную мысль, она писала ей записки. Каждый раз, когда Мими начинала отказываться от еды и требовать чего-то другого, Линдси писала ей, что считает это последними попытками пытаться управлять ситуацией. Мими соглашалась, но все равно продолжала так делать.

В любом случае из-за своей афазии Мими уже точно могла не управлять разговором. «Это мой сын», – сказала Мими, представляя Дональда. Старший сын приехал в гости и принес букет цветов, что явно порадовало Мими. «Он не слишком часто меня навещает, – продолжила Мими. – Но сегодня мы сговорили и теперь пойдет каждому из них снова чаще приходить больше раз. Вот дурная-то». Она рассмеялась.

Дональд сидел в ногах у Мими в своих обычных шортах карго и полосатой рубашке навыпуск. Состояние матери, похоже, не слишком трогало его, по крайней мере внешне это не проявлялось. Теперь Дональд по большей части бывал настолько тих и спокоен, что судить о его настроении трудно. Но Линдси заметила, что после переезда в интернат он стал несколько мягче и чаще улыбается. «Думаю, социальная изоляция в доме матери совсем не шла ему на пользу», – говорит она. Дебби, домработница Мими, по совместительству выступала в роли сопровождающего лица Дональда. Раз в несколько дней она заезжала за ним и вывозила на прогулки в парк Вудленд или по бытовым делам в город. Не раз и не два случалось, что Дональд в последний момент отказывался от ранее запланированных визитов к Мими. «Уж больно она любит всем распоряжаться», – говорил он Дебби.

Однако сегодня Дональд пришел. И поскольку Мими не могла вмешиваться, он повел разговор, чувствуя себя вполне непринужденно. Дональд обнаружил точные знания имен всех своих родных, в том числе мужей, жен и детей, и названий городов, в которых они живут. Он явно очень внимательно следил за всем происходящим вокруг уже не один год. Но скоро он ушел в свои фантазии – это было похоже на машину, резко свернувшую в шоссе на бездорожье.

«Я взял на себя систему работы с ловчими птицами в Академии, – сказал он. – Этот талисман – я все это начинал. Я там еще и архитектор. Я спроектировал часовню курсантов. Ее построила наша Пресвятая Дева, но по моему проекту, так что поблагодарите меня за дела мои».

Дональд сказал, что его настоящие родители – не Дон с Мими. На самом деле он родился в Ирландии на пять лет раньше, чем указано в его свидетельстве о рождении, у других родителей, однофамильцев Гэлвинов. «Мои родители носили фамилию Гэлвин, но они были не из этих Гэлвинов», – сообщил он. Когда его настоящие родители умерли, он пришел жить в эту семью.

Дональд называл Мими своей женой, а покойного отца «ее супругом». По его словам, вырастивший его Дон Гэлвин был «святым человеком», нейрохирургом, который учил его этому делу. Но Дональд избрал другое поприще.

«Я стал ученым-биологом и ученым во всех областях медицины. Я могу работать в девяноста тысячах профессий, но сам занимался шесть тысяч шестью».

Как он сказал, самая любимая из них – «сокольничий».

Во всех своих историях Дональд упорно старался представать главой семьи – эта роль предназначалась ему до болезни, а теперь он мог выступать в ней лишь в своих самых фрейдистских фантазиях. В них Дональд становился не просто главным, но еще и обладающим сверхчеловеческими способностями. По словам Дональда, он породил всех членов своей семьи, за исключением тех, кто ему не нравился, – например, Питер и Мэтт были «подмененными детьми». При этом свое потомство он производил не половым путем. Дональд, по его выражению, «выводил» своих отпрысков при помощи некоего «Американского Содрогания» – для передачи своего семени любому человеку ему было нужно только пристально посмотреть на него особым образом.

«При этом они вспоминают о своих яичниках, фиксируют голову и делают глазами вот так. – Дональд резко прищурился на долю секунды. – Это называется «содрогание». Американское Содрогание. Также передается семя Дика Трейси[72] – оно проходит сквозь глаз женщины, математизируется и падает в утробу. С помощью математики можно наполнить семенем все тело. И оно впитывается. Это праведный путь обзавестись детьми».