– И сколько времени это займет? – спросил Саймон.
– Около тридцати лет, – бодро ответил Радзиг.
Саймон врезал Радзигу кулаком в нос, за что ему были предъявлены новые обвинения в хулиганском нападении, нанесении тяжких телесных повреждений и покушении на убийтсво. Вытерев кровь, Радзиг посоветовал Саймону поберечь нервы. Эти обвинения он также с него снимет.
Поскольку ему предстоял суд по новой статье, Саймон вместо тюрьмы вновь вернулся в следственный изолятор.
– Мне вкатили пожизненное. Боюсь, тухнуть мне в здешней тюряжке как минимум десять тысяч лет, – пожаловался он Чворктэп. – Лично меня такая перспектива не вдохновляет. А тебя?
– Пожизненное заключение еще ничего не значит, – ответила Чворктэп. – Тебя в любой момент могут реабилитировать и выпустить на свободу.
Увы, Саймон не питал особых надежд и иллюзий. С одной стороны, государство выделяло огромные деньги на строительство колледжей, в которых будет вестись подготовка реабилитаторов. С другой – президент отказывался их тратить, утверждая, что в противном случае это приведет к инфляции. К тому же деньги были нужны на увеличение штата полицейских и строительство новых тюрем.
Саймон запросил график реабилитаций. Стоило ему найти в списке свое имя, как его обычно жизнерадостное сердце сникло. До включения в программу ждать ему предстояло не менее двух десятилетий.
Тем временем обстановка в их камере накалилась. Шаша застукала своего мужа Будмеда, когда тот рано утром трахал Синванг под кроватью Саймона. Чворктэп и Саймон давно уже были в курсе этой связи, потому что стук, стоны и сопенье мешали им спать. Но они никому ничего не говорили, лишь попросили парочку производить меньше шума. И верно, к чему им лишние неприятности? Увы, разъяренная Шаша последними словами отчихвостила мужа и его пассию, зато на Саймона и Чвокртэп набросилась с кулаками. Похоже, она считала, что умолчание было с их стороны куда большим предательством, нежели измена мужа-бабника.
Прибежали охранники и вытащили из камеры истекающую кровью Шашу. Когда та налетела на них, Саймон увернулся от ее кулаков, а вот Чвокртэп применила против обидчицы приемы карате. Если честно, у нее давно чесались руки, правда, по отношению к Саймону, но, как то часто бывает, она выместила свою злость на постороннем объекте.
В результате их с Саймоном обвинили в хулиганском нападении, нанесении тяжких телесных повреждений и покушении на убийство. Услышав это, Саймон лишь всплеснул руками.
– Уже второй раз я ничего не сделал, лишь пытался избежать насилия, и тем не менее меня обвиняют в пособничестве! А попытайся я оттащить тебя от Шаши, как меня обвинили бы в злодейском нападении на тебя.
– Гулгеасиане озабочены недопущением насилия, – изрекла в ответ Чворктэп, как будто это оправдывало их действия.
Суд над Чворктэп получил столь же громкую огласку, как и суд над Саймоном. Саймон читал о нем в газете. Радзиг, вняв советам Чворктэп, произнес блестящую речь в ее защиту.
– Ваша честь, леди и джентльмены присяжные заседатели! Благодаря недавно принятому закону, призванному ускорить рассмотрение дел и разгрузить суды, защите и обвинению предоставляется не более трех минут для изложения своей позиции.
– У вас осталось две минуты, – сказал судья Ффресидж, глядя на шахматные часы.
– Дело моего клиента, если изложить его в двух словах, сводится к следующему. Гулгеасианский закон, в котором прописаны условия экстрадиции пришельцев на их родные планеты, касается лишь «его» и «ее». Мой клиент робот, и поэтому она – «оно».
Более того, согласно этому закону пришелец должен быть выслан назад на его или ее родную планету. Моя клиентка была
Все, кто был в зале, оторопели. Первым пришел в себя старый лис Бамхегруу.
– Ваша честь! Если Чворктэп – это «оно», почему мой многоуважаемый коллега, говоря о ней, употребляет местоимение «она»?