— Входи-ка, Гюльсум… Рассказывай, что нового?
В этот час на няньке было меховое энтари и старый кафтан; он лежал на прибранной кровати.
— Дядя, я пришла спросить у тебя кое-что. (Гюльсум по ночам почему-то называла няньку дядей.) На улице очень холодно… Интересно, а в Эдирне так же холодно?
Нянька, пытаясь понять, что это значит, отвечал:
— Нет… Эдирне южнее… Там теплее, чем здесь. Не переживай, Исмаил не замерзнет. Его положение лучше, чем у нас с тобой. Разве прошлые зимы в деревне были лучше?
— Нет, дядя! У нас полно дров.
— Приготовь-ка мне чай, потом поговорим.
Зимой и летом в комнате у няньки стоял небольшой мангал, на котором постоянно грелся чайник без ручки. Таир-ага клал в этот чайник липу, чай, ромашку, гвоздику, одним словом, любую ароматную траву, которая ему попадалась, и пил этот отвар перед сном.
— А ну-ка, Гюльсум… разотри-ка потихоньку мне колени и рассказывай, что вы делали с Исмаилом прошлой зимой…
Девочка делала массаж Таиру-ага и одновременно тихим, словно звук закипающего в чайнике чая, голосом начала рассказывать ему историю Исмаила. Пока Гюльсум делала ему массаж, который снимал всю его дневную усталость, он ее слушал, но потом мысли его постепенно путались и ускользали, на глаза ложились тени, дрожащие верхние веки опускались, и он засыпал. Однако, чтобы не обидеть девочку, он говорил ей:
— Я закрываю глаза… Но ты не думай, что я сплю… Я слышу все, что ты говоришь…
Но дружеская помощь Гюльсум не ограничивалась только массажей. Она стирала его носки, зашивала рваные вещи. И даже подумывала долгими зимними ночами связать ему шерстяные носки.
Впрочем, самым важным для него в их дружбе было то, что если Таир-ага в чем-то провинился, он сваливал свою вину на Гюльсум, а она, будучи не силах защитить себя, говорила что-нибудь в свое оправдание. Однако она не упрекала в этом няньку.
Хотя это было и непорядочно для взрослого человека, но ведь ребенка сильно не наказывали: пара упреков, иногда пощечина… Но слова не задевают ребенка так, как взрослого… А что касается пощечин… Да, тогда он винил себя в том, что наказали ребенка, а не его… Но пусть им зачтется… Но ведь завоевать сердце ребенка, утешить его, сунув в руку фрукты или несколько конфет, совсем несложно…
Таким образом оборотная сторона той любви, которую нянька испытывал к маленькой девочке, преследовала такие вот низкие цели. Однако это не мешало их любви. Эта любовь была такой же чистой, как любовь к Родине, и разве ее могли испортить подобные мелкие неприятности? Что поделать, так устроен мир… Самые красивые цветы черпают свои цвета и ароматы из перегноя, из нечистот…
Взамен на те мелкие поручения няньки, которые Гюльсум выполняла для него, она хотела только одного: чтобы он слушал ее сказки про Исмаила. Таир-ага делал это так серьезно и внимательно, как только мог.
Однажды ночью нянька слушал, как обычно, тихий девичий голосок и уже готовился ко сну, когда послышался звук падающих на пол монет; потом еще и еще… Десятки, куруши, четвертаки будто сыпались с неба, переворачивались при столкновении с досками пола. Монетки раскатывались по всей комнате, некоторые из них исчезали в щелях между досками.
Никакой другой шум не смог бы так мгновенно разбудить няньку. Его сон моментально улетучился. Таир-ага увидел, что монеты вываливаются из дырявого кармана зеленой шерстяной кофты Гюльсум. После того как он догнал катившийся четвертак и прижал его босой ногой, он спросил:
— Девочка, что это такое?.. Где ты их нашла? Неужели украла?
— Я не крала, дядя… Это мои личные деньги.
ebooksa