Ветки кизила

22
18
20
22
24
26
28
30

— Давай-ка живи как все люди…

Феридун-бей испугался, что его серьезное предприятие превратится в фарс и завершится насмешками, поэтому он нахмурился и крикнул:

— Прошу вас не шуметь!

Тотчас наступила тишина.

Вот! Наконец-то он показал всем, как он умеет управлять и подчинять себе!

Допрос продолжился:

— Хорошо, откуда взялись эти рубашки, носки и носовые платки? Ну-ка, какая еще добрая женщина дала их тебе? Ты украла их, не так ли? Если начнешь отпираться, Аллах свидетель, я вышибу тебе мозги…

Феридун-бей замахнулся палкой, ожидая, что девочка начнет выгораживать себя. Конечно же, Гюльсум не думала, что может попасть в такую западню. Однако все пути к отступлению были закрыты. Сваленные в кучу вещи говорили сами за себя.

Девочка несколько раз кивнула и произнесла:

— Да, это я взяла.

Допрос был окончен. Однако Феридун-бей, несмотря на это, задал еще один вопрос:

— Как ты все это украла? Зачем?..

— Я собиралась отправить это Исмаилу! Исмаил очень беден…

Имя «Исмаил» будто вернуло всю ее смелость, и Гюльсум уже без страха смотрела в глаза офицеру. Когда она произнесла эти слова, ее глаза горели.

Действительно, с Гюльсум было больше не о чем разговаривать. Однако майор, постыдившись, молча ударил девочку, а также, постеснявшись окружающих, закричал:

— Ты начала воровать в столь молодые годы! Ты крадешь вещи у женщины, которая прижимает тебя к груди и называет «дитя мое», — и после этих слов начал ее бить. Поначалу были легкие удары палкой, но так как девочка не могла себя защитить, он не слишком рассердился. Испугавшись, как бы чего не вышло, свободной рукой он поднял ее в воздух и вертел, осматривая со всех сторон, как курицу, ища, куда ударить, чтобы было побольнее, но при этом обойтись без кровотечения и переломов.

При этом со стороны дивана до его ушей донесся звук, похожий на смешок: это значило, что женщин развеселили легкие побои, похожие на игру. Этот смех взбесил майора. Поначалу все и в самом деле походило на шутку, но постепенно удары становились сильнее. Майор и сам понимал, что пришло время остановиться, но никак не мог сдержать себя. В углу задрожала ханым-эфенди. Глубоко вздыхая, она корила себя: «Ах, наказание мое… Наказание мое… Зачем же ты берешь в приемные дети этих подлецов?» Спустя время звук ударов начал действовать на нервы и женщинам.

Однако первый крик донесся со стороны няньки. Как дети прилипли носами к витражам наверху, так и прислуга собралась у двери, ведущей на лестницу вниз. Нянька был впереди всех. Таир-ага услышал шум сквозь сон и прибежал босиком, успев накинуть только зипун на ночную сорочку. Он присел на корточки перед дверью. От холода начали болеть его застуженные почки, когда у него замерзала одна нога, он грел ее в ладонях и стоял на одной ноге, как утка. Несчастный сильно разволновался. При каждом звуке удара он тихо стонал: «О Аллах» — и без конца дотрагивался до бровей, глаз и носа, будто смешил кого-то. А его челюсти ходили ходуном, словно во рту он что-то остужал.

Из всех домашних только нянька мог пожалеть свою маленькую подругу, землячку и компаньона. Однако в данный момент время для этого было неподходящее. Над ним самим сейчас тоже нависла большая опасность. Если девочка вдруг проболтается и сообщит, что с помощью няньки отправляла посылки по почте, или об их тайной торговле в доме…

Таир-ага подумывал о том, чтобы пасть офицеру в ноги и умолять его, чтобы спасти Гюльсум: «О, господин… Она плохо поступила, так хоть ты не делай этого… Хватит уже», но никак не мог решиться. Но когда Феридун-бей закричал: «А ну-ка скажи, негодница… Конечно же, ты украла не только это. Что ты сделала с остальными вещами?» — старик не смог это вынести, вышел из себя и бросился в ноги офицеру.