– Собака… негодяй… разбойник…
На полдороги к Серадзу избалованный человек, что в пуху лежал, изрядно потолкавшись, начал стонать и кричать об боли. Сено и солома разметались под ним, он лежал, ударяясь костями о перекладины и плетённое днище повозки. Синяки становились ранами… Чем громче он жаловался, тем Топорчики громче смеялись и радовались.
Дорога до Серадзя была для Топорчиков гораздо более длинной, чем обычный тракт путешествующих людей. Ехали, избегая проторённых путей, лесами и болотами, подслушивая, высылая на разведку. Не хотели потерять епископа, однажды его взяв.
После долгого кружения днём и ночью, когда им наконец показались городишко и замок на мысе, они с облегчением вздохнули.
Они не имели никакого конкретного приказа от Болеслава и поручения от Лешека, чтобы принял пленника и сторожил; но раз решившись на это, сдержав слово князю, который сказал, что ни приказывает, ни запрещает, на свою голову взяли ответственность, и до конца хотели довести то, что начали.
Опережая повозку и своих людей, Жегота один пустился в замок. Он был душой всего мероприятия, Оттон был только его помощником. К счастью, Лешека он застал дома, отдыхающего после долгой экспедиции и охоты, которые завели его аж в Познань. Только что вернувшись, он осматривался у себя – нетерпеливый уже, когда снова сможет сесть на коня – когда ему сообщили, что Жегота Топорчик прибыл к нему от князя Болеслава из Кракова.
Любимца дяди Лешек сразу приказал впустить к себе.
– Я привёз вашей милости, – сказал, входя, Жегота, – не очень желанного гостя, но надобно его принять, как следует.
Ведь у вас в замке, наверное, комнат с хорошими замками хватает.
Чёрный беспокойно ёрзал.
– Что же это за гость? – спросил он.
– Мы схватили этого негодяя, Павла из Пжеманкова, что звался епископом Краковским, развратника и человекоубийцу, и по поручению князя Болеслава мы сдаём его под вашу охрану.
Лешек, хоть человек мужественный и отважный в иных делах, услышав о епископе, весь задрожал.
– Вы взяли епископа! – воскликнул он. – Вы осмелились на духовную особу! Вы! Князь Болеслав!
– Но этого антихриста в столице епископов дольше нельзя было терпеть, – возразил Жегота. – Нужно послать в Рим, чтобы его низложили и дали нам другого.
Затем во дворе застучало, как раз въезжал воз с пленником.
Лешек, не слушая уже Топорчика, сошёл сразу во двор; увидев связанного Павла, в рваной ночной одежде, наполовину нагого, побледневшего и посиневшего от гнева, он очень забеспокоился.
– Заключить в тюрьму – ничто, – крикнул он, – но вы мне его едва живым довезли.
Он сразу крикнул челяди и приказал перенести Павла в отдельные комнаты, которые после отъезда Грифины были пустыми. Там, не глядя на Топорчиков, не спрашивая их, задетый тревогой Чёрный немедленно повелел готовить постель, баню и развязать верёвки.
Эта безумная скачка на дне повозки очень изменила епископа. Поначалу он в бешенстве кричал, угрожал, теперь, ослабевший, молчал. Глядел сверху, презрительно, не отвечая, даже когда Лешек к нему обратился.