– Что вы наварили? – начала вдова, наклоняясь к ней. – Епископ вернулся домой из костёла, только и знает, что бить, убивать и резать…
На лице Беты блестела радость.
– Это только начало! – сказала она, задыхаясь и сдавливая себе грудь. – Вот, это ещё ничего. Всякий раз, как он придёт в костёл, найдёт меня, между Богом и собой… в другом мире найдём друг друга также, на дне ада. Он погубил меня, я погубить его должна. В Писании указано: Око за око, зуб за зуб! А я скажу: ад за ад! Дьяволы возьмут меня – а я его!
Зоня набожно крестилась, постоянно слыша имя злого духа, чтобы прогнать его от себя. Её набожность так хорошо ладила с желанием мести, что она ставила свечи перед святыми, чтобы ей помогали…
– Тихо, тихо же! – сказала она. – Не вызывайте так дьявола! Достаточно! Вы, верно, имеете право не прощать ему! Он вас сделал несчастной. Да, он и меня вдовой сделал.
Спросите людей, сколько побил, скольких девушек соблазнил, что пошли в воду и на рынок. О! Имеет он на душе, имеет!
Она не докончила, положив себе пальцы на уста. Бета спросила его, каким вернулся епископ. Верханцева подтвердила, что от гнева чуть не обезумел.
– Только! – добавила Зоня серьёзно. – Следи не попадись его людям, потому что нашлёт их на тебя. Пусть Кжижан хорошо следит. Он поклялся, что прикажет схватить тебя и бросить в воду. Что для него трудного?
Точно на зов, Кжижан, услышав голос, отворил дверь и вошёл. Вдова повернулась к нему.
– Смотри, хорошо её стереги. Епископ поклялся, что прикажет её схватить.
Старый солдат усмехнулся.
– Она тут в безопасности, – ответил он, – никто к ней не прикоснётся, только вы ей скажите, чтобы всё-таки меня, как собаку, за дверью не держала, а то мне и носа показать запрещает. Взял я её на мою душу и голову…
Он вздохнул, Бета строго на него поглядела.
– Мало тебе, что я считаюсь твоей сестрой? – воскликнула она гордо.
Кжижан покрутил усы, что-то бормоча, но несмело и слабо.
Вмешалась Верханцева, пытаясь заключить мир, к которому Кжижан показал себя более послушным, чем Бета.
Они обдумали меры предосторожности, но о тех монашка слышать не хотела. Она села на своё низкое ложе, оперлась на руки, покрытая чёрными, как плащ, спадающими на плечи волосами, и онемела. Глаза уставила в пол, мысли её пошли куда-то далеко, может, аж до той монастырской калитки, порог которой переступила будучи ребёнком, за которой были спокойствие и тишина, каких уже сейчас вернуть не могла!
IX
Прошло несколько лет, на первый взгляд не очень изменив людей и дела, какими они занимались.
Ничего насильственного не нарушило повседневного режима жизни. Тянулось, волочилось всё внешне одинаково, но в глубине готовилась буря. Так порой небо бывает ясным, воздух тихим, солнце неомрачённым, едва какая-то пелена стелется вдалеке на небе, а зверь и человек чувствуют, что должна прийти буря, что скрытые вихри ждут знака.