– Милостивая пани, – сказал осмелевший магистр, – может, потому, что уже не чувствует себя ребёнком.
– Что это значит? – прервала, краснея, Сонька.
– Вы как мать можете его расспросить, я чужой, – сказал магистр.
– Вы ни о чём не знаете? – спросила королева.
– Только догадываюсь, что молодому пану, благородного сердца, быть может, не хочется вдове, которая старше, чем он, навязываться, как пан и муж. Среди венгров кружат вести, что вдова только вынуждено согласилась разделить корону, что-то могло дойти до короля. Спросите его! – сказал Грегор из Санока.
Королева, легко теряющая терпение, покраснела, слушая, и ударила ногой по полу.
– Плетут предвзятые байки! Не может быть, чтобы Эльза его не хотела. Есть ли на свете женщина, которая могла бы оттолкнуть Владислава! Красивейшего, благороднейшего короля нет на земле. Это жемчуг!
– Да, милостивая пани, но дети матери дороже жемчуга, и вы это лучше всех знаете.
Королева Сонька задумалась.
– Вы его расспросите, – сказала она.
– Не имею ни права, ни умения для этого, – сказал Грегор, – он плохо бы воспринял, что вмешиваюсь в дела.
Пожав с неприязнью плечами, королева отступила на шаг и вернулась назад.
– Значит, и вы, наверное, слышали, – сказала она, – что плетёт эта венгерская чернь. Но это чернь и слуги. Ни епископ Ян, ни Оршаг, ни авторитетные послы никогда о том не вспоминали.
– Они не могли говорить против себя, – добавил Грегор.
– Вы в это верите? – сказала королева.
– Мне кажется вероятным, что мать защищает интересы ребёнка. А если родит сына?
Не дождавшись конца, Сонька резко воскликнула:
– Не может это быть! Не может! У неё были две дочки, сына иметь не будет!
Грегор невольно усмехнулся.
Королева Сонька, как обескураженная, гордо ушла, беседы уже не продолжая. Грегор удалился в свой угол.