Стременчик

– Я верю в это, – сказал поспешно Владислав, – и доверяю вашему большому разуму. Я в великой неопределённости и разладе с самим собой. От всей души рад бы пойти на войну, но на это Венгерское королевство…

Он поглядел на Грегора.

– Приказывют мне жениться на Елизавете, которая могла бы быть моей матерью, – добавил король, – на женщине, которая, я знаю это, вовсе меня не хочет. Двое детей, ожидает третьего!

Но я не хочу и не думаю жениться, я хочу сначала завоевать себе имя и славу, у меня есть моё королевство и другого не хочу! Часть Венгрии за меня, это правда, но имеющие там влияние и преобладание Дионисий, кардинал, епископ Острыховский, хорватский бан Гара, Ян Сеч и Ульрих Целе против меня. Этой короны я буду должен добиваться, против женщины и сирот.

Он замолчал, глядя на Грегора, который оказался в неприятном положении. Он был согласен с тем, что говорил король, но королева и епископ Збышек думали иначе.

Королева горячо желала этой короны для сына, епископ видел Владислава защитником христианства, а может, и не гневался за то, что во время отсутствия короля он сам будет править королевством. Привычка всем распоряжаться, держать и пользоваться властью делали его жадным до неё.

На это неожиданно объявленное нежелание короля Грегору не подобало отвечать утвердительно. Он боялся… С этим всем было это делом совести, а он не принадлежал к людям, которые входили бы в договорённость с ней. Поэтому он сказал после короткого раздумья:

– Милостивый пане, тому, что вы говорите, я вовсе не прекословлю, но если вам приходят такие сомнения, почему открыто не объявите королеве и епископу?

– Значит, вы находите, что я могу быть прав? – сказал король, обращаясь к нему, внимательно и упорно глядя ему в глаза.

– Да, это справедливые причины, – ответил Грегор. – Я, что не знаю государственных дел и сужу о них по-людски, сказал бы то же самое; но те, что глядят сверху, говорят, что государственный интерес значит больше, чем человеческое чувство.

С каким-то нетерпением король добавил доверчивей:

– Говорю вам, мне душевно хочется на войну, но сердечно мне не хочется быть этим королём по милости женщины и в ущерб её детям. А если королева произведёт на свет преемника мужского пола?

Грегор молча склонил голову.

– Помнить, однако, нужно о том, – сказал он, – что ни вдова, ни младенец, ни Цели с кардиналом не защитят Венгрию от турецкого нападения, что там нужен храбрый рыцарь, а с ним рыцарство, потому что иначе ни одной Венгрии будет угроза, а всему христианскому миру. Что значат иные дела рядом с этим великим делом спасения веры? Что значит брак?

Личные соображения и… жертва?

– Они мне также то и дело говорят это, – прибавил король. – Но что же мешает, чтобы я с польским рыцарством пошёл на защиту креста, не связывая себя с этой женщиной?

– Милостивый пане, – сказал Грегор, которого этот разговор тяготил, – вы говорите по-рыцарски, чувствуете благородно, имеете отвагу открыто это сказать…

Молодой пан немного смутился.

– Мой Грегор, – сказал он, – я молод. Ты лучше знаешь, они, мать, епископ и все они, считают меня младше, чем я есть… ребёнком. Королева не даёт мне говорить, а епископ не будет обращать внимания на то, что я говорю.

– Да, – сказал Грегор, – когда они первый раз это услышат, могут пренебрегать, но, настаивая на своём, вы заставите уважать ваше мнение. Между тем корона уже почти принята, послы этому радуются, трудно будет отступать.