Спрошенный кардинал даже не посмотрел на грека, но, глядя на стену, ответил:
– Те, кто приписывает мне, что я желаю войны, не ошибаются… дитя моё. Я бы на самом деле предпочёл видеть турок, выбитыми из Европы… но даже заключённый мир никогда не вечен. Что теперь говорить о недостигнутом? Я ничего не знаю…
Обескураженный Аркадиуш вздохнул и обратился к Ласоцкому, который молча стоял вдалеке.
– Отец, – сказал он, – вы, кто всё знает, должно быть, уже об этом слышали?
– Я был занят экспедированием бумаг в Польшу, – отчеканил Ласоцкий, – никого не видел.
– Гонцы прибыли, потому что я их сам видел, – прибавил Аркадиуш.
– Значит, это незамедлительно выяснится, – закончил декан.
Разочарованному греку не оставалось уже ничего другого, кроме как сменить тему разговора. Он перевёл его на нейтральный предмет и, постоянно следя глазами за кардиналом и деканом, ничего не добившись от них, должен был уйти.
Цезарини в этот вечер, под предлогом болезни, не вышел в покои к королю. Не хотел даже показать излишнего любопытства, беспокойства и поспешности.
Новость о прибывших письмах разошлась уже по всему двору, а Цезарини не подал признака жизни. Ласоцкий слушал, ничего не говоря.
Одним из первых узнал о предполагаемом и наполовину уже заключённом сильным Гуниады перемирии Грегор из Санока.
Для него эта новость была очень благоприятной. Он боялся экспедиции против турок, на которую возлагали такие большие надежды… он с радостью бы увидел короля в Польше. Надежда на перемирие обрадовала его, боялся только влияния кардинала и жажды войны Владислава, и дрожал от беспокойства.
В этот день он раньше, чем обычно, пошёл в королевскую спальню, так хотел с ним увидиться. Короля там ещё не было, несмотря на то, что было время, когда король обычно ложился. Не скоро послышались его быстрые шаги и оживлённый разговор с сопровождающим его Гратусом Тарновским.
Король вошёл неспокойный и унылый. На пороге он попрощался с товарищем и, увидев Грегора, направился прямо к нему. Он был бледный и взволнованный.
– Ты знаешь! – воскликнул он. – Ты слышал! Гуниады заключил мир с турками.
Он заломил руки.
– Все наши самые прекрасные надежды брошены в грязь!
Никогда в другой раз не будет уже такой возможности уничтожить мощь нехристей! Стремления кардинала, усилия Палеолога, обещана помощь всех христианских государей. И воевода Семиградский, мой лучший вождь, этот настоящий герой ведёт нас к тому унизительному договору с этим жестоким разбойником. К трактатам с неверными! Стыд и позор!
Этот выкрик магистр выслушал спокойно и, дав королю остыть, медленно начал:
– Я в этом не вижу ничего такого для нас неудачного и, упаси Боже, позорного. Я бы скорее радовался такому концу, если условия мира выгодные.