– Я сбежал из Золоторыи, когда шли на Шарлей, – сказал Дремлик. – То, что случилось, я видел собственными глазами. Мне никто не говорил… потому что я бы не поверил.
Когда воевода стоял ошарашенный, расспрашивая посла, ждавшие его за столом стали на него поглядывать, и Купа, воевода Познаньский, догадался, что его что-то плохое задержало у двери; он встал и подошёл к нему.
Судзивой обратился к Купе.
– Смотрите, воевода, – сказал он, – этот нам красное пасхальное яйцо привёз… я бы скорее татарского нападения ожидал.
Купа, нетерпеливый человек, сразу крикнул Дремлику:
– Говори, что случилось?
– Появился гневковский князь и четыре замка ему сдались…
– Как? Монах?
– Я видел его под Золоторыей с мечом и доспехах.
– Золоторыя сдалась! – воскликнул громко Купа.
Услышав это, все сотрапезники вскочили из освящённого стола.
Гости растерялись, никто не понимал.
– Что? Нападение крестоносцев? – воскликнули одни.
– Литовцы вторглись? – говорили другие.
Гневковсий князь никому в голову не приходил.
– Кто-то, пожалуй, себя за него выдаёт, – сказал Купа. – Ведь он продал свой надел, деньги у короля взял, его постригли цистерцианцем или бенедиктинцем.
Епископ от удивления перекрестился.
– Этого не может быть! – сказал он. – Потому что я знаю, что он ведёт в Дижоне благочестивую жизнь. Наш папа не мог освободить его от обета, для нашего короля… Не может этого быть…
Погрустневший Судзивой думал.
– Отец мой, – обратился он к епископу, – это может быть, потому что кто знал Владислава, поверит всему. Я не удивляюсь, что он снял капюшон, но удивляюсь тому, что нашлись люди, которые за ним пошли.