– Пойдёмте со мной.
Трое послов немного колебались, пошептались друг с другом, один из них выбежал, вернулся, совещались снова. Ласота торопил; наконец они неохотно пошли за ним.
Князь по-прежнему стоял неподалёку на коне, теряя терпение; он хотел как можно скорее получить Шарлей, когда Ласота, ведя с собой посланцев, подошёл к нему.
– Милостивый пане, – сказал он, – люди тебе клянутся, что Шашор был убит слуайно, и просят за него не мстить… а замок готов сдаться. Я поручил им это – но им нужно ваше княжеское слово.
Месть за Шашора у Белого, вероятно, также на сердце не лежала; с явно лучезарным лицом он дал знак рукой, что соглашается, а Ласота добавил от себя:
– Вы должны семье за голову заплатить, и столько…
Сказав это, не дав им времени подумать, Наленч громко произнёс:
– Открывайте ворота! Поднимайте решётку! А у цепи решётки пусть будут наши люди.
Посланец поклонился князю, давая в сторону замка от себя знак, чтобы отворили. Рассыпанные осаждающие стали собираться у входа, князь ещё на мгновение задержался на пригорке… победно смотря в сторону замка. Ворота открывали, решётка медленно поднималась кверху. Шарлей был захвачен – ценой жизни одного человека.
С радостным криком первый отряд, в котором были гневковские добровольцами и Дразга, заменяющий Шашора, вбежал в замок. Ласота хотел сопровождать князя, который с некоторой осторожностью, медленно, когда уже значительнейшая часть сил была в замке, тоже направился к нему.
Уже четвёртая крепость сдавалась удачливому завоевателю, который даже меча не обнажил. Он сам не верил своему счастью…
Дразга и Ласота, не спрашивая приказа Белого, тут же захватили стены, поставили стражу и, глядя сквозь пальцы на тех, кто хотел избежать мести, дали им безнаказанно уйти. Ласота, немного политик, рассчитывал на то, что князь, проливая кровь, не должен был прибавлять себе врагов. Поэтому старый командир, лучник, а с ними ещё несколько выскользнули, когда входили другие.
В Шарлее, хоть он не был так снабжён, как Золоторыя, имелись, однако, запасы, а то, что князю было наиболее желанным, командир, поспешно убегая, не имел времени забрать – его пражские деньги, и достаточно значительная их сумма оказалась в сундуке, замок которого отбили. Кроме того, Белый после них наследовал одежду, мех куницы, немного серебра и коней.
Бусько тоже подкрепился и назавтра в костёл мог выйти в красивой новой одежде, сняв тёмную, выцветшую, которая напоминала о монашеских временах.
VII
В Познани, в доме великорядцы Судзивоя из Шубина, который получил эту должность после Оттона из Пилцы, теперь не было так пусто, как при его предшественнике. На самом деле этот Судзивой, Топорчик, наполовину краковянин, был связан кровью с малополянами, но держал воеводство Калишское, осел в Великопольше и родством был связан с ней.
Великополяне приняли его как своего, ради святого мира, потому что беспорядок, нападения, смуты и кровавые схватки уже им надоели, а Судзивой был мужем энергичным и храбрым. У него был дар управлять людьми и мирить их друг с другом.
Как все Топорчики, кроме тех, которые обнищали, у Судзивого сначала был дома духовный учитель, который приготовил его к путешествию, потом должен был ехать в Италию, Францию, на императорский двор, чтобы познавать мир, учиться языкам и толковому общению с людьми, потому что каждый из Топоров имел право надеяться, что займёт высшие должности и сядет у бока короля в правительстве.
Из таких путешествий, как правило, совершаемых с духовным ментором, возвращались на родину юноши, из которых потом, в зависимости от необходимости, делали воевод или епископов.
Судзивой, щедро одарённый от природы, толковый, смышлёный, причём, с рыцарскими привычками и характером, принадлежал к избранным людям в Польше, к цвету и сливкам. Равных ему было немного.