За ним в эти минуты выступил лучник с огромным уже натянутым арбалетом в руке и снаряжённым стрелой, опёр его на перила крыльца, казалось, только ждёт, скоро ли ему дадут знак пустить стрелу, которая прямо в Шашора была нацелена.
Вся группа, которая подошла с ним к воротам при виде этой дерзкой угрозы, подняла сильный крик. Сыпались брань и угрозы. Кричали, что Влоцлавек, Гневков, Золоторыя уже сдались.
Старик спокойно слушал. Казалось, что это даже на него и на других, что показывались из окон, производит впечатление; затем, случайно или специально, этот огромный лучник, держащий арбалет, потянул рукоять, стрела свистнула и проткнула грудь Шашора у самого края доспехов.
Молодой командир крикнул, схватил рукой за торчащую в груди стрелу, желая её вырвать, закачался на коне, побледнел и съехал с него на землю. Товарищи к нему подскочили спасать, но кровь брызнула из его рта; он вздрогнул ещё пару раз – и умер.
Князь, который неподалёку смотрел на это, отступил на несколько шагов. Широко разошёлся крик ужаса. Люди, которые пришли с Белым, бросились к стенам и стали стрелять из луков в стоявших на них. В одну минуту без всякого приказа все посыпались к валам и остроколам с топорами, с копьями. Гарнизон был ещё не готов к обороне… Возможно, рассчитывали, что этот выстрел и труп устрашат. Старый командир исчез.
Должно быть, в крепости поднялась паника… Дразга, который был приятелем и родственником Шашора, начал командовать на его месте. Разогревались и другие. Ласота приказал трубить и кричать, что, когда возьмут замок, никого вживых не оставят.
При первом нападении оборона была слабой… потом стали бросать камни и кинули несколько брусьев, но так неловко, что скатили, никого не поразив.
Солдат, взятый из Золоторыи, которому было важно, чтобы Шарлей не пристыдил его, а также надеялся на хорошие трофеи, – штурмовал озлобленно. Сам князь, не приближаясь, остался на маленьком пригорке безучастным зрителем.
Всё это как-то недолго продолжалось – над воротами повесили зелёную ветвь, командующий вызывал на разговор. Дразга не хотел слушать, князь приказал подбежать Ласоте и – согласиться на всё, лишь бы ему замок сдали.
Казалось, смерть Шашора никого не волновала; его челядь, плача, отнесла труп немного подальше, села над ним и плакала; впрочем, никто на бедную жертву не взглянул.
Ласота, уполномоченный Белым, который сам ничего не делал, а только командовал людьми, добежал до ворот и, смелый и вовсе неустрашённый смертью Шашора, попросил, чтобы его впустили внутрь поговорить. Осаждённые уже, должно быть, были напуганы внезапным нападением, потому что старик, который выступал раньше и рядом с которым стоял лучник, когда стрелял, совсем уже не показывался, выступил человек средних лет, который не был похож на командующего, – приказал отворить дверку и принял у неё Ласоту, явно запуганный и покорный.
Тут же у входа была грязная избушка для стражи, с низким потолком, душная и заваленная мусором; туда вошли Ласота и трое замковых старшин.
– Люди, что вы думаете! – крикнул порывисто Наленч. – Вы лучше, чем Влоцлавек и Золоторыя? И не думайте защищаться! Вместо того, чтобы задобрить будущего пана, вы предательски застрелили его друга.
– Не предательски! Нет! – отпарировал один из стоявших. – Глупый лучник прицелилися, правда, но он уверяет, что стрела сама, неизвестно как, вылетела из арбалета.
– Вы думаете защищаться! – воскликнул Ласота. – Не сегодня-завтра мы возьмём замок, а вас ждёт или смерть, или уничтожение.
Трое посланцев смотрели друг на друга.
– Когда мы сдадимся на милость, – сказал один, – князь будет мстить за своего… Лучника, который стрелял, нет… Увидев, что случилось, он бросил арбалет и, спустившись через острокол, сбежал; ты будешь, невинный, за него отвечать?
– Сдавайте сейчас же замок! – сказал Ласота. – Отворите ворота, сдайтесь князю, он мстить не будет.
– Можно нам услышать его слово? – произнёс один. – А потом (он ударил себя по голове) да будет воля Божья.
Ласота, которому не терпелось, резко сказал: