– А не проще ли вам было рассказать нам о вашей связи? – спросил Конрауд.
– Он сказал, что в таком случае исчезновение Сигюрвина точно свяжут с его именем. Он был просто убежден в этом. Его не обвинили только потому, что об этом никто не знал. А так я бы тоже оказалась в это втянута, нас бы обоих обвинили. Вот рассказали бы мы, что, когда Сигюрвин пропал, мы были друг с другом, и никто бы нам не поверил. И посадили бы нас в тюрьму пожизненно. Вот как он это объяснял. Он стал очень нервным и утверждал, что на него постоянно наговаривают, и что полиция в этом тоже замешана. Вот, например, тот свидетель, который утверждает, что слышал, как Хьяльталин угрожал убить Сигюрвина – это, с его точки зрения, был полный бред и вообще выдумка полиции. Он это прямо так и утверждал. Так что он никому не доверял и считал, что факт нашей связи против нас же и используют самым беспощадным образом.
– Да. Конечно, он никому не доверял, – согласился Конрауд, вспомнив Стейнара и Лео, и задался вопросом: стоит ли рассказывать Линде о том, что утверждал старик? Однако он решил покуда не делать этого.
– Он не смел о нас рассказывать. Он знал, что все будет использовано против него, что про него наврут с три короба, и все в таком духе. Он был просто убит, ему в каждом углу мерещился сговор.
– То есть он не только защищал замужнюю женщину, с которой был, но также и скрывал это из соображений собственной безопасности?
Линда кивнула.
– По-моему, Хьяльталин верно подметил, – продолжал Конрауд. – Что насчет вас двоих надо помалкивать, даже если ему это грозит неприятностями. А их он избежал просто чудом. Информация о вашей связи могла бы иметь решающее значение.
– Вот именно так он и говорил.
– Попав в КПЗ, он продолжал настаивать на своем. Я думаю, вы бы им гордились. Выносить заключение так, как он, не всякому под силу.
– Гордиться? Я не гордилась. Я чувствовала себя ужасно: каково это – знать, что он там, и не быть в состоянии ничего сделать! Просто кошмар! А что мне было делать? Он сам так устроил. Что я могла предпринять? Я боялась. Мне надо было прибежать к вам и все-все рассказать? И что бы случилось тогда? Нас бы осудили? Что бы тогда стало с моей дочерью? Кто бы ее растил? Мы же ничего не сделали. В тот вечер Хьяльталин был у меня. Я не вру: мне незачем. Он был со мной.
– Вы знаете, о чем они ссорились тогда, на стоянке?
– О деньгах. Хьяльталин был не доволен тем, какой оборот приняли дела, но он никогда никого не стал бы убивать из-за крон да эйриров.
– А кто-нибудь еще знал о вашей с Хьяльталином связи?
– Нет. Никто. Мы вели себя очень осторожно.
– Так что вы – единственная, кто может рассказать эту новую версию случившегося?
– Да.
– Вы с ним лгали, – сказал Конрауд. – И Сигюрвину. И полиции. Вы скрывали от нас важные сведения. Вы говорите: мол, для того, чтоб на вас обоих не пало подозрение. А другие могли бы сказать, что из-за того, что Сигюрвина убили вы.
Линда смотрела на Конрауда, и на ее лице читался все сильнее разгорающийся гнев.
– Мы этого не делали, – произнесла она.
– Здесь нам приходится опираться только на ваши слова.