Тьма знает

– На самом деле, да. Один раз. Много лет назад.

Эйглоу молчаливо смотрела на Конрауда, и он догадался, что она не собирается пускаться в подробности. Здесь он хорошо понимал ее: они были практически незнакомы, и он ощущал, что эта встреча ей неприятна.

– Он продолжал работать медиумом после того, как всплыло их сотрудничество и то, как они дурили людей в годы войны?

– Вообще-то да, но в очень скромном масштабе для узкого круга.

– И у него хорошо получалось? Вступать в контакт с этим… эфирным миром?

– Ну давай, посмейся над ним! – Эйглоу показалось, что она уловила в словах Конрауда насмешливый тон, и она рассердилась.

– Прости, – поспешно ответил он, – я не хотел… я о таких вещах разговаривать не умею. Я совсем не хотел тебя обидеть. Совсем-совсем. Просто у меня нет опыта разговоров на такие темы.

– Он был настоящим ясновидящим, – сказала Эйглоу. – Он давал людям утешение. Не надо смотреть на это свысока.

– В последний раз, когда мы встречались, ты сказала, что ему стало очень не по себе, когда он услышал о гибели моего отца и об ее обстоятельствах. Ты можешь рассказать мне об этом поподробнее?

– Мне это мама рассказала. Она сказала, что его реакция была просто ошеломляющей. Он прямо-таки испугался, и она не знала, чего именно. Он за порог выйти боялся, если мама не шла с ним. Тщательно проверял, заперты ли двери, закрыты ли окна, всегда держал свет в квартире включенным, как будто вдруг начал бояться темноты.

– И он начал себя так вести, когда узнал об этом убийстве?

– Мама считала, что он, скорее всего, боится, что твой папа станет приходить к нему с того света, – кивнула Эйглоу, – и будет его мучить.

– А раньше он когда-нибудь так себя вел? – спросил Конрауд.

Эйглоу помотала головой.

– Он был очень чувствительный и… да, слабовольный, – продолжила она. – Его было легко заставить нервничать, и мама рассказывала, что, когда в годы войны его ославили как фальшивого медиума, он очень долго оправлялся от этого и, видимо, так до конца и не оправился.

– Это потому, что он обладал способностями?

– Да, разумеется, а еще потому, что он никому не желал зла. Не такой он был человек. Его из-за всего мучила совесть, и он все время хотел постараться как следует.

– Его вскрывали? – спросил Конрауд.

– Нет. Не посчитали, что для этого есть причины. Все произошло очень быстро. А почему его должны были вскрыть?

– Не знаю, мне просто в голову пришло. Ты говорила, он пил. Я помню, в нашу последнюю встречу ты сказала, что он уходил в запои.