Тропинка в зимнем городе

22
18
20
22
24
26
28
30

— Входите, входите! А я придержу пока этого зверя…

Хозяйка была в темном платье и в тесноватой вязаной кофте, которая, как сразу же заметила гостья, очень не шла ей, выдавая плоскогрудость, неженственную ее стать. Свете показалось даже, что Кызродева немного старше мужа, а ведь, наверное, это было не так. Лицо женщины с крупными челюстями и небольшими серыми глазами выдавало растерянность, затаенное горе и даже неумение завязать разговор.

— Хозяин-то в лавку побежал, — сказала она. — Вернется скоро.

— Вот как… ну, напрасно столько беспокойств, Павла Васильевна, я ведь по делу, — мягко сказала Света, и от ее цепкого взгляда не скрылось, что женщина будто оттаяла, услышав свое имя-отчество, которое догадалась заранее выспросить у Кызродева гостья. — Хорошо, что Пантелеймон Михайлович помогает вам по хозяйству, в магазины сам ходит за покупками.

— Хи-хи… — откликнулась смешком Павла Васильевна. — Вообще-то не больно помогает. А сегодня — ради вас… Я, может, не то да не так куплю, не больно-то привычна гостей принимать… — сказала так и осеклась, вспомнив наказ мужа: «Чтоб в мое отсутствие не молола языком попусту да невпопад».

— Вижу, дом у вас большой, Павла Васильевна, и хозяйство порядочное. Много труда, наверное, отнимает.

— И не говори, милая! — откликнулась охотно хозяйка. — Что дому, что хлеву — все силы отдаешь. Некоторые вот про меня судачат: дома сидит, нигде не работает… А я ли не работаю? Вздохнуть некогда. Пускай бы сами попробовали, каково это в городе корову держать! Сено-то ставить по реке подниматься надо: даст совхоз в надел какую-нибудь запущенную пожню на неудобьях, вот и чешешь, и чешешь ее косой-горбушей, ползаешь промеж кочек, собираешь крохи… а половину укоса тому же совхозу приходится оставлять — луговой пай. А вывезти оттуда чего стоит! Грузовик-то не собственный! Сколько намаешься, пока шофера найдешь да сговоришь…

— Хорошо еще, что мужики у вас в семье здоровые — помощники хоть куда, — сказала Светлана.

— Что здоровые, то правда, — здоровые, слава богу, — охотно ответила хозяйка, истосковавшаяся, видно, по такой беседе, когда тебя слушают и понимают. — Да только ведь у них времени мало. Работа, ученье. Хозяин-то наш больше топором да пилой любит у дома орудовать. Два лета кряду веранду строил, гляди, как ладно получилось…

— Да, красиво. Значит, муж ваш — мастеровитый человек.

— На это-то мастер, ничего не скажу в укор… А все остальное приходится на себе тянуть… Светлана Николаевна, а хочешь, зайдем, глянешь на мою Сюрань, на коровку? — предложила женщина, просветлев лицом.

— С удовольствием.

Павла Васильевна вытащила из скоб оглоблю, которой было заложено воротце хлева. Густо пахнуло острым духом теплого навоза. Из глубокой темени к ним вышла вперевалку большая белолобая корова, бессмысленно глянула большими, как плошки, кроткими глазами, замычала, вытянув шею.

— Ну, что ты, милая, опять уж голодна?

— Павла Васильевна, а сколько молока дает ваша Сюрань?

— Молочная она, моя матушка, грех жаловаться. Нынче — месяц как отелилась — литров двадцать в день сцеживаем.

— Двадцать литров? Ой, как много. Куда же деваете?

— У-у, голубушка, парное молочко всегда найдет сбыт! Сами едим досыта, а что остается — продаем.

— На рынке?

— Ну, что ты, нет! На базаре торговать зазорно… Покупателей и под боком хватает. Ребятишки у всех, им молочко нужно. А у нашей Сюрани молоко густое, вкусное. Так что желающих хоть отбавляй… Помогает нам жить буренушка. Еще вот теленка продали. Собирались на мясо до осени подержать, но один мужнин знакомый пристал: продайте да продайте, просит, у вас, мол, порода очень хорошая. Ладно, говорю, бери, плати… А себе поросеночка завели.