— Как ложишь, фефела?! Тебе только для свиней готовить…
Слова эти ожгли лицо девушки, словно бы они предназначались ей. Хотя при чем здесь она?
Появился улыбающийся хозяин, неся тяжелый поднос с закусками и бутылками.
— Это ради меня, Пантелеймон Михайлович? Зачем же… — запротестовала Света.
— В доме гость — отпускать его без угощенья не в моих правилах, — сказал Кызродев, расставляя тарелки и рюмки.
Хозяйка принесла на стол миску с пунцовыми, налитыми соком, благоухающими помидорами.
— Сами растили, сами солили, не откажись, попробуй, Светлана Николаевна.
— Ну, что ж, от этого лакомства не откажусь, — сдалась Светлана, боясь обидеть прежде всего Павлу Васильевну. — Ой, как вкусно!
Пантелеймон Михайлович поднял рюмку с коньяком:
— За нашу гостью!
— Зачем же за меня, — смутилась она, все более теряясь: каков же смысл ее визита в дом Кызродевых? — Ну, если уж налито, давайте выпьем… — она хотела сказать «за хозяйку», но посмотрела на сиротливо примостившуюся на уголке стола Павлу Васильевну, и язык не повернулся выговорить это слово. — За то, чтобы у всех были хорошие и счастливые семьи!
Светлана, пригубив, поставила рюмку.
Потом пили чай с вареньем.
— Черная смородина? — восхитилась Светлана, облизывая по-детски ложечку. — Обожаю. Мы с бабушкой прошлым летом тоже наварили.
— В лесу собирали? — поинтересовалась Павла Васильевна.
— Нет, в собственном палисаднике. У нас ведь тоже свой дом.
— Правда? — оживился Пантелеймон Михайлович. — Стало быть, тоже, как и мы, частные собственники? — и весело рассмеялся.
— Скотину держите? — справилась хозяйка.
— Нет, у нас и огорода путного нету, — улыбнулась Светлана. — Отец увлекается цветами, готов с ними день и ночь возиться…
— А мать?