— Гляжу, опять я напугал тебя своими страшными сказками?
Ваня в темноте погладил его шероховатую, присборенную чужой снайперской пулей левую руку: дедушка уже рассказывал ему, что пуля попала меж пальцев, прошла вдоль кости.
— Нет, не напугал. Я просто думаю, дедушка.
— Думай, сынок. Обо всем думай. И об этом тоже. Человек все должен знать…
Разговор постепенно умолк. Стало совсем тихо, и лишь снаружи доносился таинственный шум полуночной пармы. Да незаметно таяла свеча: огонь, упрятанный в тесный сальник, зыблется, слабо освещая закопченные бревна стен.
Впереди залаял Сюдай.
Солдат Иван замедлил шаг, обернулся к Ване, шагающему следом, сказал шепотом:
— На крупного зверя лает. Медведь или лось… Давай-ка мы, Ванюша, сменим дробь на пули.
Оба перезарядили ружья. При этом руки Вани слегка задрожали.
Лай близился. Они подбирались к месту тихими перебежками. Но медвежьего ворчания не было слышно, хотя он и должен был сердиться на досаждавшего пса.
Достигли берега Черного ручья, и здесь, на едва заметной охотничьей тропке, по которой они добирались до этих мест, увидели громадную тушу лося — брюхо вздуто, как бочка.
— В петлю угодил! — сказал Солдат Иван, бросившись к несчастному животному. Ваня следом.
Глядят: от неподвижного тела лосихи отделился и едва приподнял головенку детеныш. Он пытался встать на свои длинные ножки, но не мог: ноги подламывались, он падал, а Сюдай, видя живность, с рычанием бросался на него — того и гляди, придушит.
Дед с внуком пинками отогнали собаку, потом Солдат Иван схватил Сюдая за ошейник, а Ваня склонился над бедным лосенком. Приласкал, погладил дрожащую шелковистую шкурку.
Судя по всему, мать давно уж погибла. Голова на вытянутой, растерзанной до крови шее висела в петле. Но малыш, наверное, еще не различал, что живо, а что мертво: он лежал у материнского вымени, в голоде тычась губами и недоумевая, отчего так похолодели сосцы и совсем не стало в них молока…
— Ах ты, бедняга! — Ваня погладил дрожащего лосенка и сам чуть не заплакал. Жалко ему попавшего в беду беспомощного малыша, а еще жальче лосиху: он даже смотреть на нее не может, от одного ее вида темнеет в глазах.
Ваня с трудом приподнял лосенка, перетащил в сторону, уложил на сухой ягель возле сосны.
Солдат Иван тем временем освободил из петли голову лосихи. «Петля точь-в-точь такая же… Стало быть, одни и те же руки шкодят…» — думает он.
— Да чтоб этому душегубу, язви его в корень, самому когда-нибудь вот так удавиться! — говорит вслух.
Подошел к внуку, хлопочущему подле лосенка:
ebooksa