Тропинка в зимнем городе

22
18
20
22
24
26
28
30

— Дед, я тоже хочу!

— Потом. Сперва гляди, учись. Да лодку придерживай: чтоб устойчивей было ногам.

На старике был толстый, домашней вязки шерстяной свитер, картуз, ноги обуты в мягкие удобные коты. Одет тепло, но легко, чтобы ничто не стесняло движений. Острога в руке наизготове — семужный ястреб застыл, напружинился, ждет идущую вверх от далекого моря усталую, обремененную икрой рыбу.

В терпеливом молчании караулят ее в лодке. Светящийся циферблат на часах мальчика показывает, что сидят они уже более часа. Ночная прохлада начала пробираться к телу, хотя мальчик тоже одет тепло: поверх шерстяного спортивного костюма натянута еще одежонка из мягкой ткани, вязаная шапочка с помпоном на голове, ноги в кедах с теплыми носками.

А дед стоит — не шевельнется, будто изваяние, будто смолистый пень на старом пожоге.

Примерно около полуночи две небольшие рыбины прошмыгнули мимо глаз, утомленных долгим ожиданием. Старик лишь выматерился глухо. Но вскоре в омуте раздался плеск, и через перекат перемахнуло хорошо видимое тело большой рыбы, потом еще…

Старик изо всей силы ударил, попал. Могучая рыба упруго извернулась, едва не вырвав острогу из рук старика. Лодка закачалась, даже зачерпнула воды, хорошо, что мальчик всей своей тяжестью повис на набое с противоположной стороны. Старик, стоя на полусогнутых, прижимал рыбу к борту лодки. Крикнул:

— Нельзя ее опускать глубже! Иди, помоги придержать. Осторожнее, не то опрокинемся…

Мальчик оставил свой шест и тоже схватился за черенок остроги — и тотчас почувствовал, как на конце ее бьется, стараясь уйти, соскользнуть с трезубца, раненая рыба.

— Держи, сынок! Крепко держи. Сейчас мы ее багром… — Старик схватил правой рукой багор с острым крюком, поддел рыбу снизу. — Вот так. Теперь не сорвется. Теперь она наша…

Рыба помаленьку затихала у борта лодки, а течение уносило прочь окровавленную пену.

От чрезмерного усилия жилы на руках и ногах мальчика судорожно натянулись, удары сердца, казалось, разрывали грудную клетку.

Переводя дух, дед с внуком переглянулись украдкой — довольные оба, — и подняли добычу в лодку. Семга была длиною около метра, но мальчик удивился больше не длине, а толщине ее тела: плотного и округлого, как у хорошо откормленной хрюшки, и вместе с тем, оно было скользким, обтекаемым, юрким.

— Вот это рыбина, дед! — не смог он сдержать восторга. — Вот это экземпляр!

— Пуд потянет… — ответил довольный старик.

Мальчик нагнулся и провел ладонью по некрупной, шершавой чешуе, усеянной множеством красных точек. Зубья остроги вонзились поперек туловища на самой середине, возле верхнего плавника, там из рваных ран сочилась кровь. Потом мальчик заметил, что из нижней части живота, продырявленного багром, медленно течет похожая на красный горох семужья икра. Он отвел глаза в сторону — от этого зрелища ему стало не по себе.

Но старик быстро перевернул рыбу, сказав:

— Этому добру нельзя зря пропадать — дорогое лакомство.

На сегодня они уже сильно устали и продрогли, потому и не решились оставаться на воде — стучать зубами всю ночь. Сошли на берег, мальчик донес рыбу в охапке до костра, снова и снова изумляясь: одним уколом взять эдакую тушу! Почти пуд рыбы, да какой! Стоит того, чтобы и помаяться, и позябнуть…

Тем временем дед надежно припрятал лодку, подошел к костру. Острым ножом вспорол семужье брюхо — в бликах огня живой россыпью вспыхнула крупная алая икра.