— Как? — оторопел Солдат Иван.
— Да вот так. Ведь было уже однажды, что ты мне в руку из револьвера пальнул…
— Эх, Бисин, дал я тогда маху: не в руку надо бы, а в самое сердце…
— Вот-вот. Значит, было это… пре-цен-дент… И теперь я вполне могу на тебя свалить. И, глядишь, поверят…
— Поверят, как же! — Солдат Иван опять засмеялся. — Это я тебя специально в городе разыскал, чтобы затащить в Тянов бор… то есть на вертолете тебя привез… Поставил над задушенным лосем, как для фотокарточки, и нацелился — ружьем…
— А на лосиной петле моего клейма нету, — тоже улыбнулся Бисин. — Не я один в тайге промышляю.
— Значит, как обычно, сухим из воды хочешь выйти?
— Да ведь сухим-то лучше, нежели мокрым. Никто себе зла не желает…
Потом они долго лежали молча, прислушиваясь, как скрипят на верховом ветру стволы сосен.
— Послушай, Бисин… давно я ношу в своем сердце вопрос, может, теперь ответишь… Тогда… обидел ты Машу?
— Меж нами любовь была, — засмеялся Бисин. — Помню, я вышел из лесу к ниве. С удачной охоты домой возвращался. А Маша рожь серпом жала, одна, на своей полосе. Знаешь, как в песне: «Раз полоску Маша жала, золоты снопы вязала…» А день был солнечный, яркий… Я присел отдохнуть на снопы. Потом и ее притянул понежиться на мягком-то ложе…
— Волк ты, волк!.. — с болью вздохнул Солдат Иван.
— Я и говорил, что есть мне о чем вспомнить перед тем, как в гроб лечь.
— И совесть тебя не гложет после всего, что содеял?
— Совесть — это божье хозяйство, идеализм, а я, видишь ли, ни в бога, ни в черта не верю. Тем более после того, как всю мою прежнюю жизнь в пепел истерли… Что теперь толковать о совести? Брюхо вытрясло — и совесть вынесло…
— Тогда еще спрошу… стало быть, церковного сторожа — тоже ты?
— Я, Солдат, я… Он, сторож-то, шум поднял, а я шуму не люблю.
Наглая откровенность Бисина поразила Солдата.
— Как же тебя, волчья пасть, до сей поры земля носит?
— А я, видишь ли, не сразу таким уродился. Меня жизнь воспитала, развитие обчества. — Бисин засмеялся утробно. — Ну, а саму эту жизнь, это обчество люди придумали…
ebooksa