Код доступа

– Тогда и познакомился, – ответил Полевой, – в апреле сорок пятого. Я его допрашивал – через несколько дней после того, как наши войска освободили Хайлишен. Я же вам, Марусенька, говорил, что служил в СМЕРШе. Мы с Семеном проговорили немало часов, мне было важно понять, что у него за душой и в душе… Семен вспоминал, как попал в плен, в разгар боя получил ранение, потерял сознание, очнулся под дулом немецкого автомата. И о том, что делал в плену, и как бежал. Рассказывал очень искренне, с горечью, как человек, много переживший, но не сломленный. Под конец мне стало казаться, что я знаком с ним не несколько суток, а минимум полжизни… Снова встретились мы с ним в Будапеште, после войны в Каунасе вместе ловили «лесных братьев», потом Семен вернулся в родной Воронеж, тоже, как и я, работал в милиции. Мы переписывались, ездили друг к другу в гости. Хотелось бы, конечно, видеться чаще, но уж как получалось. Семьей он так и не обзавелся, мне повезло больше – я встретил свою ненаглядную Клавдию Матвеевну…

Лицо Ивана Трофимовича осветила улыбка. Но он тут же посерьезнел.

– Семен и на первом допросе, и позже рассказал мне много интересного, – продолжил Полевой. – Кое-что мы и раньше знали, но показания Семена дополнили картину. Немцы ведь не только ценности, которые вывезти не успели, прятали. Они еще и своих людей здесь оставляли. Секретных агентов. Для проведения разведывательно-диверсионной деятельности. Вернуться, видимо, рассчитывали, гады! – Иван Трофимович погрозил невидимому противнику кулаком. – Вот вам!.. Обучали этих агентов в специальных школах, готовили очень серьезно. Кандидатов в агенты набирали в том числе и среди военнопленных. Им внушали, что Родина не простит им пребывания в плену, зато с новыми документами и биографией они заживут припеваючи. Если будут время от времени выполнять задания новых хозяев.

– Неужели кто-то верил и соглашался? – ахнула Маруся.

– По словам Семена, соглашались. Некоторых из тех, кто согласился, Семен даже знал. Ему тоже предлагали, но он наотрез отказался. Говорил, что, как бы ни сложилась судьба, предателем не стал бы… Судя по всему, таких секретных агентов на территории СССР осталось немало. Когда я служил в Каунасе, мы не одного такого вычислили и поймали. Кто-то действовал активнее, другие десятилетиями никак себя не проявляли, а потом вдруг… Их называли спящими агентами или… запамятовал… как грызунов, как же их? Сусликами? Хорьками?

– Может, сурками? – тихонько, чтобы не спугнуть догадку, спросила Маруся.

Иван Трофимович замер и в изумлении воззрился на нее.

– Марусенька, вы хотите сказать, что… Ах я старый дурак! – Полевой хлопнул руками по одеялу. – Какой же я идиот! Как я мог забыть?! Если б я здесь у вас лежал с сотрясением мозга, мне было бы хоть какое-то оправдание, так ведь нет! Позор на мою седую глупую голову!

Маруся невольно улыбнулась.

– Иван Трофимович, не корите себя. Вы столько лет занимались совершенно другими делами, неудивительно, что запамятовали. Главное, что все-таки вспомнили.

– Сурок проснулся, рыжий кот… – прошептал Полевой. – Теперь понятно, что хотел сказать Семен перед смертью. И о чем он хотел предупредить. «Сурок проснулся», то есть активизировался спящий немецкий агент. И Семену это каким-то образом стало известно. Каким? Да самым простым! Он встретил мерзавца здесь, в Чкаловске, и узнал. Но и «сурок», по-видимому, узнал Семена. И сначала выследил его, а потом пытался убить.

– А кот? Кот тогда кто? Еще и рыжий?

– А если не кто, а что? Думаю, кот – это на самом деле слово «код», – заявил Иван Трофимович. – А рыжий… Возможно, Семен сказал не «рыжий кот», а «красный код», а пожилая нянечка просто не расслышала или перепутала, когда записывала. Красный код означает высшую степень опасности. А может, Семен дал понять, что «сурок» связан с тайнами, скрытыми за кодовыми замками… Полагаю, он имел в виду те самые ящики, спрятанные, а потом погребенные под развалинами костела Святой Анны. Или секретную лабораторию, филиал которой, по слухам, работал в тогдашнем Хайлишене. Семен, к слову, был уверен, что лаборатория существовала на самом деле. Помните вход в подземелье, который он заметил, когда закапывал ящики?

– Конечно, помню! На меня сейчас как будто сыростью повеяло, – созналась Маруся, – даже мурашки по коже побежали!

– А помните нож, которым ранили Семена? Точнее, удар, который нанес убийца? Я тогда еще сказал, что так ударить мог только человек, специально обученный убивать…

– Помню, Иван Трофимович. Вы говорили, что хотите сначала подумать над этим, а потом уж озвучивать.

– Я тогда сомневался, но теперь уверен. Таким специфическим приемам обучали в годы войны немецких диверсантов. А растяжка? Это ведь тоже их методы!.. Марусенька, похоже, мы с вами наконец-то вышли на след! – с охотничьим азартом воскликнул Полевой. И сразу сник. – Но каким же должен быть наш следующий шаг? Что-то я не соображу…

Маруся поделилась с ним соображениями о связи между убийством Семена, покушением на Пожарского и отравлением Серафимы.

– Хочу посмотреть, какую информацию собирала Сима, какие письма писала… Надеюсь найти что-нибудь, что натолкнет нас на дельные мысли.

– Одобряю, – кивнул Полевой, – и жду результатов вашего, Марусенька, поиска.