Тогда заговорил терапевт:
— В дни народных бедствий врачи должны быть на своих постах. Я откликаюсь на ваш призыв.
— Вот это и человечно и благородно,— сказал Тухачев*
ский. Приступайте к делу. Мы окажем вам необходимую помощь.
Затрещал автомобильный мотор, на площадь выкатил, выбрасывая из выхлопной трубы газы, потрепанный «левасор». Шофер лихо затормозил.
Как дела, Ванюша? Поедем — не поедем на твоем драндулете?— спросил Тухачевский.
Кажись, все в порядке. Можно рискнуть, Михаил Николаич,— тряхнул желтыми кудрями Ванюша.
Куда это вы собрались? — поинтересовался Никифор Иванович.
— В,рекогносцировку со Степаном Сергеевичем.
— Не подобает командарму ездить в разведку.
— Мы зарываться не станем, рисковать тоже...
Никифор Иванович постучал носком сапога по автомобильной шине.
Прошьет пуля колесо — и загорай. Остерегайтесь в разведке, Михаил Николаевич...
Командарм уехал. Никифор Иванович пошел к вагону.
За вагоном лежала степь, вся в пестрых, по-утреннему благоуханных цветах. Матово белели ромашки, светился синим чабрец, легкими сизыми дымками катился по неоглядной дали ковыль. Никифору Ивановичу захотелось упасть в цветы, рас-крестить руки, забыться от постоянных тревог, от опасных пре-враг ностей жизни. Он сорвал горстку степных цветов, вдохнул пряный их аромат, и покорная печаль овладела им. Пожав плечами, он поднялся в салон-вагон.
На столе лежали еще не разобранные документы штаба Сибирской дивизии, захваченные Степаном Вострецовым. Никифор Иванович стал просматривать их с острым интересом человека, проникающего в загадки и тайны врага.
Подобно натуралисту, восстанавливающему по одной кости весь облик доисторического животного, Никифор Иванович воссоздавал обстановку в стане противника по телеграмме, донесению или перехваченному приказу. Мелкие частности выстраивались в стройные порядки умозаключений, облекались плотью поступков, проясняли атмосферу событий. Никифор Иванович мысленно видел события, слышал разговоры, смысл которых едва угадывался в документах.
У каждого документа был свой язык: «Части полка имени девы Марии выбили противника из селения Усолье и закрепили его за собой»,—рапортовал командир белого батальона Никифор Иванович саркастически усмехнулся: «Над Усольем уже второй день развевается наш флаг. Рапорт явно опоздал». А вот в телеграмме командира полка звучит горькая правда: «В последние дни усилились дерзкие налеты красной конницы на наши подразделения. Требую осторожности на походе, бдительности на отдыхе», Особое внимание Никифора Ивановича
привлек секретный доклад начальника штаба дивизии: «Наше наступление выдохлось. Армии катятся назад, и не за что уцепиться, и нет надежды на лучшее. Местные жители, мобилизованные в нашу армию, разбегаются, унося оружие и обмундирование. Перебегают к противнику даже офицеры, особенно младшие чины...»
«Положение у них хуже губернаторского.— Никифор Иванович придвинул к себе стопку новых документов.— На кого Колчаку положиться? Ему преданы только высшие офицеры, да богачи, да казачьи части, но и они идут за ним до определенной черты».