Большое научное значение имеет никогда не вызывавшая подобных подозрений демонстрация химической передачи информации между нервной системой и сердцем, проведенная немецким физиологом Отто Лёви. В медицине тогда бушевали страсти по поводу природы этой передачи: носит она химический или электрический характер? Лёви описал свое открытие так:
В ночь на пасхальную субботу[131] 1921 года я проснулся, включил свет и сделал несколько заметок на крошечном листочке бумаги. Потом снова заснул. В 6 часов утра мне пришло в голову, что ночью я записал что-то очень важное, но я не смог разобрать каракули. То воскресенье было днем самого большого отчаяния во всей моей научной карьере. Однако на следующую ночь я снова проснулся в 3 часа и вспомнил, что это было. На этот раз я не стал рисковать; я тотчас же встал, пошел в лабораторию, поставил опыт на сердце лягушки… и в 5 часов окончательно доказал химическую передачу нервного импульса.
Знаменитый эксперимент сначала заключался в отделении двух лягушачьих сердец, одно из которых было связано с блуждающим нервом, а другое — нет. Затем Лёви применил к нерву электрический раздражитель, вызвав в простимулированном сердце брадикардию (снижение частоты сердечных сокращений). Наконец, он откачал немного жидкости из замедлившегося сердца и перелил ее в другое.
К удовольствию экспериментатора, биение второго сердца также замедлилось — а следовательно, передача была химической. Лёви назвал отвечающую за это молекулу
Хороший претендент на попадание в список самых революционных идей всех времен — атомная организация элементов, выраженная в периодической таблице, — тоже стала продуктом сна. В 1869 году русский физик-химик Дмитрий Менделеев, несколько месяцев одержимый поиском способа естественной классификации химических элементов на основе их собственных свойств, написал названия и характеристики элементов на карточках и начал их по-всякому раскладывать.
Менделеев чувствовал: значение имеет атомный номер. Однако ухватить закономерность не успел — заснул прямо на карточках. И ему приснилась таблица, в которой каждый элемент находится на своем месте — в соответствии с атомным номером в группах со схожими свойствами, которые периодически повторяются. Процесс превращения алхимии в химию завершило понимание, что вещества состоят из элементов, а отношения между ними подчиняются математическим законам.
Сегодня мы знаем: таблица Менделеева отражает четко определенные физические взаимодействия между субатомными частицами, но сам химик этого не знал. Момент чистого творчества не зависит от понимания теории явления во всей ее полноте. Самое важное в вид
Чтобы образ сработал, новую идею необязательно вообразить точно. Абдукция не подчиняется ни строгому эмпиризму индукции, ни логическим обобщениям дедукции. Это самый свободный умственный процесс из всех: ум находит решения неочевидные, кажущиеся далекими и обычно неожиданные.
Онейрическая способность комбинировать научные идеи проявилась и в истории британского натуралиста XIX века Альфреда Уоллеса. Во время 20-летнего путешествия по Бразилии и Юго-Восточной Азии в середине XIX века он установил, что одни биологические виды эволюционируют в другие и постоянно множат разнообразие. Уоллес полагал, что в подтверждение этой радикальной идеи обладает обширной базой наблюдений. О ней спорили уже почти сто лет, со времен французского естествоиспытателя Жана-Батиста Ламарка, но она все еще встречала сопротивление в научной среде и не поддерживалась никакими убедительными объяснениями эволюции видов.
По словам Уоллеса, «проблема заключалась не только в том, как и почему изменяются виды, но и в том, как и почему они превращаются в новые четко определенные виды».
В феврале 1858 года на отдаленном индонезийском острове Уоллес испытал периодические приступы лихорадки, возможно вызванные малярией. Во время болезни ему были вид
Очнувшись, Уоллес понял, что верно и обратное: если ресурсы ограничены, то виды развиваются в условиях жесткой конкуренции, поэтому в каждом поколении отбираются наиболее подходящие особи. И вдруг все стало ясно: эволюцию видов вызывает естественный отбор.
Как только Уоллес оправился от болезни, он подробно изложил свое открытие английскому естествоиспытателю, с которым плотно работал по переписке. Коллегу звали Чарльз Дарвин. Он самостоятельно пришел к аналогичным выводам после почти пяти лет путешествий и исследований — в основном в Южной Америке.
Сны не только повлияли на революцию в химии и биологии, но и сыграли решающую роль в гораздо более абстрактной работе математиков, причем не в плане выполнения расчетов. Неугомонный Рене Декарт[132] к 23 годам уже поучился в иезуитском колледже, окончил курс права, поступил на службу в голландскую армию, написал книгу по теории музыки и изъездил почти всю Европу. Греясь у печки во время бури на Дунае, странствующий эрудит увидел три сна, которые перевернули наши представления о мире.
В первом — кошмарном — сне Декарта с вихрем утащили призраки. Он попытался вернуться в школу, но не мог держаться вертикально и спотыкался при ходьбе. Затем какой-то человек вежливо сообщил, что у некоего господина Н. есть для Рене подарок. Декарт подумал, что это, должно быть, экзотический плод из дальних стран. Однако отметил, что все вокруг него стоят прямо, а он еле держится на ногах. Декарт проснулся в холодном поту и помолился, чтобы Бог отвратил от него все плохое, увиденное во сне.
Вскоре Рене снова заснул и услышал удары грома. Он опять проснулся, но на этот раз обратился к рассудку: ужас — это во сне или наяву? Декарт открывал и закрывал глаза, пока не успокоился.
Он снова заснул и увидел сон, совершенно отличный от двух предыдущих: сновидец мог влиять на происходящие в нем события. В спокойной обстановке, располагавшей к размышлениям, он заметил на столе книгу, называвшуюся просто «Словарь», а за ней — сборник стихов. Декарт открыл его и тут же наткнулся на строчку Авсония[133] на латыни: «Какой дорогой в жизни мне идти?»
Вдруг появился незнакомец и указал Декарту на слова: «Да и нет». Он попытался объяснить, в какой части книги находится это стихотворение, но незнакомец вдруг исчез, а затем возник снова. У Декарта было ощущение, что потеряна какая-то часть знания. Чувство прошло, когда он сказал, что покажет стихотворение, начинающееся с той же строки, но лучше этого. Человек и книга тут же исчезли, а сон закончился.
Декарт был глубоко потрясен. Он истово молился, просил о защите Деву Марию и обещал совершить пешее паломничество из Италии во Францию. В интерпретации философа сон о книгах указывал на объединение всей науки посредством единого языка и метода.
Декарт взял за отправную точку полученную во сне подсказку и открыл путь, которым следовал всю жизнь. Философ опубликовал свое «Рассуждение о методе, чтобы верно направлять свой разум и искать истину в науках»[134] 18 лет спустя. В нем автор защищал новый научный метод: принятие только того, что очевидно и не вызывает никаких сомнений; разделение каждого вопроса на более мелкие; построение мысли от простого к сложному; подтверждение выводов в свете самых широких знаний. В это же издание вошли оригинальные трактаты по оптике, метеорологии и геометрии, демонстрирующие влиятельность картезианского взгляда на рациональный мир, описанный математикой.
ebooksa