Случай неврологического пациента К. С. стал первым в серии подобных случаев, которые несколько удивили — они противоречили широко распространенному мнению, что прошлое и будущее противоположны. Еще больший сюрприз принесло первое фМРТ-исследование мозга, которое сравнивало решение задач по представлению будущего и вспоминанию прошлого. Дэн Шектер и Донна Аддис опубликовали результаты опыта в 2007 году.
Стало ясно, что оба эти процесса протекают практически в одних и тех же областях мозга: гиппокампе, предклинье, ретроспленальной коре, латеральной височной коре, латеральной теменной коре и медиальной префронтальной коре. Вот почему у пациентов с поражениями этих областей наблюдается дефицит как эпизодической памяти, так и воображения будущих ситуаций.
В принципе, этот процесс моделирования не должен быть сознательным, чтобы вызвать адаптационные изменения в поведении. В какой-то момент эволюции млекопитающих, может быть 200 миллионов лет назад, снов
Гораздо позже, теперь уже в линии наших говорящих предков-гоминидов, эволюция стала еще больше благоприятствовать способности видеть сны из-за влияния ее сознательного вербального воспроизведения на события в реальной жизни не только сновидца, но и всей родственной группы, которая прислушивается к постоянно обновляемому утреннему нарративу.
В относительной монотонности палеолита, с рутинной добычей острых колотых камней и затянувшимся потоком миграции и охоты, рассказы о сновидениях наверняка были одним из самых вдохновляющих и долгожданных моментов повседневной жизни, наполненных надеждой и страхом одновременно. Существует бесчисленное множество культур, в которых выискивают сны-откровения или целительные сны и слушаются их, формируя определенные ожидания во всей общине сновидца.
Коллективный императив общества, верящего в полезность снов, безусловно, способствует их запоминанию и толкованию. По словам лидера коренного населения Бразилии и писателя Айлтона Кренака, «сон — это институт. И туда допускают сновидцев».
Большая задержка урбанистической и технологической цивилизации в признании того, что сны связаны с адаптацией — то есть облегчают приспособление индивидуума, — результат того, что мы забываем об искусстве сновидения, а наука медлит с серьезным изучением предмета. Только в 2010 году Стикголд и его группа количественно продемонстрировали, что сны о новой задаче коррелируют с ее более успешным последующим выполнением.
Участники исследовали виртуальный лабиринт, а ученые засекали время, затраченное на его прохождение. Далее одна половина участников заснула, а другая осталась бодрствовать. Каждую из групп разделили еще — в зависимости от наличия или отсутствия у них мысленных образов, связанных с лабиринтом. Через 5 часов каждый участник снова прошел лабиринт. Время, которое им потребовалось для выполнения задания на этот раз, сравнили с предыдущим показателем.
Среди тех участников эксперимента, которые не спали, эффективность повысилась несущественно. На нее не влияло содержание образов в их мыслях, то есть независимо от того, появлялись ли образы, связанные с игрой, спонтанно или нет, это не имело значения для результатов.
Однако для тех, кто спал, содержание образов имело большое значение. Те, кто увидел во сне нечто, связанное с ориентированием в лабиринте, во второй раз нашли выход из него гораздо быстрее. И наоборот — те, кто не сообщил о каких-либо снах, связанных с заданием, не улучшили своих результатов.
Этот эксперимент был первой демонстрацией того, что адаптации к окружающей среде способствует фактическое содержание сновидений, а не только время, проведенное в фазе быстрого сна. Знали ли об этом шаманы и психоаналитики с самого начала?
В жизни, чтобы вспомнить сон, требуется гораздо больше, чем просто желание. Во время быстрого сна уровень норадреналина в головном мозге практически равен нулю. Этот нейромедиатор усиливает произвольное извлечение воспоминаний. Неудивительно, что, просыпаясь от быстрого сна, мы с большим трудом вспоминаем, что нам снилось. Мы живем в обществе, которое ничего не ждет от снов, но и ничего им не дает, поэтому мы встаем с постели уже с чувством потребности удовлетворить свои желания — сходить в туалет или выпить кофе.
Мы теряем нить воспоминаний о ночных сновидениях и сразу начинаем думать о том, что предстоит: строим проекцию на будущее, мысленно продумывая, что нужно сделать этим новым днем. Воспоминания, которые используются для моделирования наших планов, подкрепляются высвобождением норадреналина. Он непосредственно участвует в процессе концентрации внимания на сенсорных раздражителях, которые бомбардируют нас во время бодрствования.
Итак, возможность спасти сновидение исчезает на пути от кровати до ванной. К тому времени, когда мы добираемся до зубной пасты, — через несколько минут — шанс вспомнить последний утренний сон уже полностью упущен.
Сновидение — это физиологический конструкт, специфическая траектория мнемонических активаций, твердо направляемая компасом желания, но не всегда способная произвести цепочку ярких, подвижных или красивых образов. Каждое сновидение само по себе испытание, возможность воспроизведения образов.
Они могут потерпеть неудачу на первом образе, споткнуться на первой сцене или продолжаться в динамическом процессе производства. Спектр значений содержит огромное количество вариаций — от сна с несовершенными и унылыми образами, танца теней, распадающегося на болезненные ассоциации, способные вызвать шок, грусть или сожаление, до переплетения сюжетов, глубоко резонирующих с эмоциями сновидца наяву. Они полны деталей, трогательно сцепляющихся друг с другом в правдоподобной композиции о внутренней жизни автора.
Иногда спящий прерывает сон. То ли для того, чтобы заняться ребенком, то ли для похода в туалет или на кухню. Онейрический нарратив иногда после возобновляется, будто человек возвращается к роману — длинной, сложной, взаимообусловленной последовательностью сцен, отмеченных действиями взаимосвязанных персонажей, каждый со своей миссией и целями. В этих случаях становится очевидным наличие согласованности и организации между разрозненными частями сна, а также внутренней памяти опыта. Конец сновидения может относиться к намерениям, которые были определены с начала сна.
Вполне обычное явление — возобновление нити сна — указывает на то, что он в значительной степени не случаен и обладает движущими эмоциями, неизменными от одного момента к другому. Хорошо сформированный сон — точная имитация успешного поиска первоначально желаемой награды или успешного бегства от первоначально пугающего наказания, без всякого забвения по пути, без потери контроля над волей, без ослабления желания или страха в любой точке траектории.
Героическая и трагическая история племени лакота — пронзительный пример важности осознанных снов. Лакота восходят к IX веку, когда они, строители земляных курганов для погребения и проживания, поселились в долинах рек Миссисипи и Огайо. В XVI–XVII веках племя двинулось в сторону больших прерий между рекой Миссури и Скалистыми горами — огромного коридора от Канады до Мексики, полного бизонов.
На юге господствовали апачи, навахо и команчи; на севере яростно делили территорию сиу, шайенны, арапахо, кроу, кри, кайова, пауни и другие племена. Все они заключали союзы или воевали друг с другом, а больше всего — против белых захватчиков: французов, испанцев, англичан и, наконец, граждан США. Хаос культурного истощения постепенно уничтожил б
ebooksa