Он резко разворачивался и поднимал коня на дыбы, как будто неуязвим для пуль, потом издавал боевой клич и пускался вскачь. Его воины-индейцы были изумлены, но и солдаты нервничали все больше. Психическая атака продолжалась, пока лошадь не ранило, однако сам вождь покинул поле боя невредимым. Этот подвиг сочли доказательством неуязвимости отважного воина и эффективности его головного убора из сна.
Римский Нос был смертельно ранен в высохшем русле реки Арикари 17 сентября 1868 года. Несколькими днями ранее лакота предложили устроить пир, чтобы воздать дань самым главным воинам шайеннов, а Римский Нос забыл предупредить лакота о своих ограничениях в рационе. Он поздно спохватился и все-таки спросил, пользовались ли при приготовлении пищи металлической посудой, — оказалось, да. На проведение всех ритуалов очищения требовалось время, но дозорные лакота заметили армейский разведывательный отряд раньше, чем обряд был закончен.
Несколько вождей предложили Римскому Носу присоединиться к спешно собиравшемуся отряду, но он попросил подождать — опасался, что погибнет, если не очистится. Б
Когда Римский Нос, наконец, появился на поле боя на белом коне, в трепещущем на ветру великолепном головном уборе, он еще колебался, вступать ли в бой, — он так и не совершил всех необходимых ритуалов. Но ближе к закату, подстрекаемый и даже неоднократно провоцируемый вождями, шайенн-великан положился на волю судьбы и возглавил свою последнюю атаку на бледнолицых.
Римского Носа ранили в бедро, он еще сидел в седле, но стал отходить с поля боя, когда другая пуля попала ему в позвоночник. Он умер на закате. Ему было около 30 лет. Римский Нос потерял веру в себя. Вдохновленный сном священный головной убор утратил свою магическую силу.
Наиболее четко определенные категории сновидений, имеющих длинную, уходящую в доисторические времена траекторию, — траурные сны. Смерть — собственная или близких — конец всего. И с этим может столкнуться каждый. Потеря близкого означает исчезновение внешнего, но не внутреннего объекта, не представления об этом человеке.
Внутренний объект со смертью близкого не просто не умирает, он сохраняется и преображается. Принятие внезапной смерти — величайшее эмоциональное испытание, особенно когда она насильственная. Когда любимый человек скоропостижно умирает, или попадает в аварию, или узнает о неизлечимой болезни, то потребность симулировать неумирание порой граничит с абсурдом, предлагает неисчерпаемые альтернативные гипотезы исчезновения в очевидной попытке удовлетворить желание жизни.
Это можно понять на примере показаний Кримеи де Алмейда, коммунистки, активистки и бывшей политзаключенной, подвергшейся варварским пыткам на седьмом месяце беременности во время военного режима в Бразилии[147]. Кримея в последний раз видела своего мужа Андре Грабуа в 1972 году в партизанском отряде, действовавшем выше по реке Арагуайя в тропических лесах Амазонки. Беременной Кримее понадобилась медицинская помощь, и она отправилась в Сан-Паулу. Тело Андре Грабуа, как и многих, так и не нашли. После смены режима Кримея стала членом Комиссии по делам погибших и пропавших без вести по политическим причинам.
Отсутствие тела мужа болезненно поддерживает в ней огонь надежды, что раскрывается в фантазиях сна. По словам Кримеи, «это иррациональная мысль, но иногда она приходит в сновидениях: а вдруг он еще не умер? Что, если его еще пытают? Что, если он потерял память? Эти вопросы мучают меня».
Даже когда отношения не настолько близкие, смерть вызывает во сне ощущение странности и нереальности произошедшего. Некая 60-летняя дама увидела в газете статью о том, как зарезали людей, и узнала среди жертв коллегу и ее мужа. На поминальную мессу 30-го дня[148] она прийти не смогла, но вскоре ей приснилось, что она направляется на поминки, а попадает на вечеринку с пирожными.
Муж коллеги действительно умер, а вот сама она оказалась жива и, элегантно одетая, присутствовала на странном мероприятии. Постепенно сновидица поняла, что это все-таки поминки, но только никто, кроме нее, не видит воскресшую жертву преступления. Она прямо спросила об этом одну бывшую здесь же коллегу, но та ушла от ответа — объявила, что не в курсе, потому что на пенсии.
Сны моделируют возможности, присутствующие в контексте доминирующего желания. Столкнувшись с необратимыми фактами вроде смерти, желание воздействует на сон, как движущая сила электрической реверберации воспоминаний. Она даже обращает вспять реальность, чтобы удовлетвориться симуляцией невозможного здесь и сейчас.
Когда во сне полностью меняется ход событий — оживают умершие или восстанавливаются разорванные отношения, — сон в момент пробуждения вызывает сильное разочарование: смерть или разлука реальны, а произошедшее во сне воскрешение заставляет принять смерть заново наяву. Это, вероятно, выполняет роль наказания нейронной сети, активированной во время «хорошего» сна, и снижает вероятность его повторения в будущем.
Вот почему сны об удовлетворении желаний, объектом которых является действительно утраченный близкий, типичны только на начальных стадиях скорби.
Обычно самые близкие родственники умершего не видят его во сне в течение нескольких дней, месяцев или даже лет. Исчезновение любимого человека из жизни вызывает настолько серьезные расстройства в психическом мире его ближайшего окружения, что приводит к сознательному подавлению или бессознательному вытеснению воспоминаний, связанных с умершим. Но то, что подавлялось, в конце концов возвращается.
По мере развития событий сны об утрате любимого человека, реальные или символические, дают овдовевшим или разлучившимся с ним шанс на прощание или сведение счетов. В документальном фильме 2007 года Jogo de cena («Игра») бразильского режиссера Эдуардо Коутиньо мать описывает, как закончился ее 5-летний траур. Убитый сын явился во сне и велел матери быть счастливой: «Потому что теперь я ангел».
Окончание траура матери объясняется счастьем, которое она ощутила при пробуждении. Это положительно укрепило нервную цепь, связывавшую символ ангела с ее погибшим сыном. Сон с его чрезвычайно положительным содержанием не столкнулся с действительностью в момент пробуждения, так как не отрицал смерти, а сублимировал ее в неопровержимую фантазию.
Новая нейронная цепь, усиленная добрым сном, стала самым мощным образом и начала доминировать в потоке сознания. То, что когда-то было только неотступными, непрерывными ужасными мыслями, связанными с убийством ее сына, теперь могло привести к облегчению, что ее ребенок по-прежнему счастлив, бессмертен и бесконечно хорош. Превращение мертвого в нечто божественное мало чем отличается от обожествления умерших, имевшего место на протяжении всей древности и до сих пор происходящего в обществах охотников-собирателей.
Но искупительная интерпретация не всегда доминирует в нарративе сновидения. Негативные воспоминания функционируют как аттракторы электрической активности, повторяя травму и углубляясь с каждым кошмаром. Страх перед кошмарами порождает новые кошмары. В таких случаях необходима психотерапия. Она поможет разорвать порочный круг многократным возвращением к травме в мягком и безобидном контексте, пока она не окажется переосмыслена ассоциацией с другими символами, сознательной обработкой негативных воспоминаний и пробуждением одновременного положительного содержания.
Следующая серия сновидений иллюстрирует динамику сначала повторения, а затем переосмысления травмы. Молодую женщину похитили, она провела 12 часов у вооруженных преступников, потом была освобождена в отдаленном районе. Несколько месяцев после этой травмы женщине снились бесчисленные кошмары, которые почти идеально воспроизводили пережитую во время похищения ситуацию.
ebooksa