Айсулу в испуге прикрыла ладонью рот: ни о каких церковных праздниках в семье изначально речь не заводилась, она сама и лепешки‐то по пятницам пекла с опаской[96] – не заподозрили бы в отправлении культа языческих степных богов, коих на ее родине принято задабривать запахом горячего масла. С тех пор тема венчания молчаливо или шепотом, из‐за спины или в лоб возникала в семейном кругу. Эдит отказывалась понимать, что в Союзе религия не в чести, а Евгений – красный офицер, да и Артем планировал вернуться в строй после окончания военного училища.
По вечерам, запершись с Дашей в их общей на троих комнате – раньше детской, а теперь бог знает какой, – Эдит зубрила русский. Артем с отцом в гостиной мастерили то ли радиостанцию, то ли неопознанный летательный объект, Айсулу на кухне крутила беляши или проверяла школьные тетрадки.
– Ты мне большой помогала. – Эдит нежно щелкнула малолетнюю подружку по носику с нежно закругленным кончиком, как у новорожденного ягненка.
– Помогаешь, много или сильно помогаешь, – поправила Даша и тут же без паузы похвалила: – Ты страшно красивая, намного красивее, чем местные девушки.
– Ты тоже красивая, ты милая, – не осталась в долгу испанка, гордясь своими успехами в непростом, заковыристом языке.
– Ты не грусти, все будет хорошо. – Смуглая сероглазая куколка погладила невестку по смуглой руке, задержала пухлую ладошку на остром локте.
– Почему ты думать я грустить?
– Ты не доверяешь маме с папой. Не бойся, они страшно добрые! – Даша увидела, что Эдит не до конца поняла ее. – Не надо бояться.
– Я не бояться, – испанка усмехнулась, – я много видеть, я не бояться твоя мама. И папа.
– Тогда почему ты страшно грустная?
– Я скучаю. Скучаю над Испания. Моя родина.
– Не надо! – Даша состроила жалостливую мину, скосила узенькие глазки, и Эдит не выдержала, рассмеялась. – СССР – лучшая страна в мире. Тебе страшно повезло, что ты сюда попала.
–
– Не знаешь, – привычно поправила Даша, – корабли, песни. Множественное число. Все равно нет лучше страны, чем СССР. Здесь все равны, человек человеку брат. Поняла?
Эдит кивнула:
–
– Я страшно люблю свою страну, – продолжала Даша. – Самое большое счастье – родиться здесь, где нет буржуинов и царей. Ты знаешь, – в ее глазках снова заискрились хитринки, – мы с тобой похожи: ты любишь свою родину, а я свою. Значит, мы сестры! Да, человек человеку сестра!
Эдит видела, что ребенок бесхитростно желал ее обогреть, поделиться чем‐то важным, действительно дорогим, и от этого в самом деле становилось теплее, не так докучали кривобокие анкеты, неуклюжие трамваи с крикливыми вожатыми и бесцеремонное бабье с набитыми под завязку продуктовыми авоськами. Ей предстояло строить будущее не с ними, а с такими, как Даша, – умненькими, проворными, принципиальными, верящими в добро и справедливость.
– А мама с папой тебя полюбят. – Даша, оказывается, еще не добралась до самого главного. Эдит это поняла по тому, как ее собеседница понизила голос, как подошла на цыпочках к двери и послушала, достаточно ли громко бурлит в гостиной патефон со старыми романсами. – У нас в семье все женятся на иностранках.