Месье Террор, мадам Гильотина

22
18
20
22
24
26
28
30

С наигранным воодушевлением Габриэль сказала:

– Да что вы, тетя! Вот увидите, мы еще будем развлекать гостей анекдотами о своем теперешнем житье.

Франсуаза сухо засмеялась:

– Ни за что. Я никогда никому не признаюсь, что перекраивала ветхий, пропотевший атласный жакет виноторговца.

– Когда все это кончится, я до иголки не дотронусь! Никакого тошнотворного рукоделия, никакого затворничества! Будем развлекаться, веселиться и устраивать большие приемы.

– Да. Никто не будет обсуждать, где раздобыть сыр и вино. Все кавалеры вновь будут галантными и безрассудными, а дамы – легкомысленными и игривыми, как на этом наперстке. Люди будут флиртовать, шутить, проигрывать состояния в карты, а головы терять исключительно из-за любви. И разговоры снова будут полны острот, неожиданных сравнений и стихотворных экспромтов. А самые важные, самые неотложные новости будут о вырезе корсажа и длине юбок. И балы, – взгляд Франсуазы уплыл к окну, – я так соскучилась по балам…

Революция уничтожила королевский двор, изгнала из жизни скрывающейся аристократки любезных кавалеров, заставила старорежимных вместо кружения в менуэтах и сочинения мадригалов торговать, давать уроки и шить. Превратила гордых и уверенных владелиц салонов в трясущихся от страха ситуайенок. Но из всех потерь последних лет Франсуаза мучительней всего тосковала о самой ничтожной – о своей красоте и приносимых ею удовольствиях.

– Виконтесса де Турдонне, вы еще будете очаровывать весь двор изяществом вашего менуэта.

Ее уже никто так не величал. Титулы давно отменили, и, по счастью, обе успели избавиться в документах от аристократических частиц «де» еще в те времена, когда это было возможно. Но эти вынужденные и временные меры спасения, разумеется, не превращали виконтессу в гражданку.

Габриэль отбросила гнилое тряпье:

– Безопасность и деньги, тетя, – вот что нам необходимо. У кого-то сейчас много денег и много власти. Надо только суметь найти правильного человека.

Франсуаза улыбнулась, взбила волосы, глаза заблестели:

– Архиепископ Парижа венчает тебя с маршалом Франции. Или с принцем крови. Ты будешь неотразима в белом шелковом крепе и брюссельских кружевах.

Принц представлялся высоким, стройным, длинноногим. У него оказался ястребиный нос, упрямо сжатые губы, светлая прядь спадала на левый глаз.

– Ах, тетя… Это самые настоящие несбыточные мечты отрубленной головы. Потому что мы уже эти отрубленные головы, – злые слезы закапали на саржевую юбку. – Прежняя жизнь никогда, никогда не вернется. Нам надо приспособиться к новой. И я это сделаю. Так или иначе я спасусь. Любой ценой.

Свеча зашипела и погасла, выпустив густое облачко чада. Обе сидели в темноте, не в силах вернуться к отвратительной ветоши. Внизу оглушительно бабахнула входная дверь. На лестнице раздался грохот мужских сапог, крики, голоса. И сразу сердце девушки рванулось всполошенной птицей, тело сковал страх, рот пересох.

Дверь затряслась от ударов ног и прикладов, Габриэль и Франсуаза оцепенели. Задвижка слетела с петель, внутрь ввалились жандармы.

XVII

УТРОМ АЛЕКСАНДР НАТКНУЛСЯ на лестнице на домовладелицу. Бригитту туго обтягивало переливающееся платье из коричневого репса, а на обрюзгшем лице светилась радость – тихая и благостная, как свеча перед иконой.

– Милая Бригитта, приветствую вас этим прекрасным утром.