– …проведите гражданский арест[37]! Это вопиющее нарушение общественного порядка! – Это наш тип орал на скучающих сотрудников агентства Пинкертона, которые, похоже, не давали ему тех ответов, каких он от них ожидал.
– Мы не можем оставить свой пост, сэр…
Один из агентов мягко подтолкнул типа с записной книжкой в плечо, предлагая ему идти своей дорогой. Однако чем мягче они с ним обращались, тем сильнее он заводился. Мы еще несколько раз услышали выражение «гражданский арест», что однозначно разоблачило этого типа как последователя Комстока.
Одной из стратегий, впервые опробованных Комстоком в «Обществе борьбы с пороками», был гражданский арест за непристойное поведение. Он выслеживал жриц любви и торговцев порнографией, определял, где они живут, и заявлялся к ним с наручниками тогда, когда они меньше всего этого ожидали. После чего объявлял о гражданском аресте и тащил задержанных в полицию, требуя правосудия. Эту технику он проповедовал на сборищах Ассоциации молодых христиан, побуждая сотни молодых активистов делать то же самое. «Комстокеры» подолгу обсуждали, какие наручники лучше использовать, как схватить девушку так, чтобы она не смогла оказать сопротивления. В поисках своих целей они просматривали толстые альбомы порнографии и ящики с резиновыми фаллоимитаторами, которые сами же и заказывали по почте под вымышленными именами.
Со временем у Комстока собралась изрядная коллекция подобных игрушек и эротических открыток. Он принес их в здоровенном чемодане на слушания в Конгресс, тем самым закрепив свою репутацию праведника, страстно сражающегося с преступлениями современного мира против морали. И действительно, его кампания явилась настолько успешной, что Федеральная почтовая служба предоставила ему статус специального агента, по сути даровав ему и его приспешникам право вскрывать любые почтовые отправления и арестовывать нарушителей закона о нравственной чистоте. В правление Комстока под «непристойность» попадала любая информация о контроле рождаемости, абортах и сексуальной гигиене. Его последователи высматривали пороки на улице, а сам он искал их в почте. Некоторых виновных отправляли за решетку на долгие годы или разоряли. Другие, как поведала в тот вечер у себя в салоне Софа, накладывали на себя руки, чтобы избежать тюрьмы.
Я гадала, какой безумный бред замыслил этот одинокий «комстокер». Что, если бы ему удалось заручиться содействием полиции? Он отправил бы за решетку по обвинению в непристойности весь «Мидуэй»? Отослал бы танцовщиц наших «деревень» обратно в Африку? К счастью, сейчас он ничего не добился своими протестами, которые становились все громче и громче. Сотрудники агентства Пинкертона были типичными наемными громилами. Они не имели ничего против того, чтобы колотить дубинками забастовщиков, однако арестовывать хорошеньких молодых дам им совсем не хотелось. Особенно если это не приносило им денег.
Наконец последователь Комстока, возбужденно пыхтя, удалился прочь. Мы с Асиль последовали за ним. Стемнело, последние маленькие группы гуляк оставались лишь в пятнах теплого красноватого света электрических ламп с угольными стержнями. У западного входа в «Мидуэй» наш тип встретился с еще одним мужчиной и снова разразился криками. Определенно этих ребят нельзя было назвать мастерами шпионажа. Остановившись неподалеку и сделав вид, будто любуемся иллюминацией, мы смогли услышать каждое их слово.
– Нельзя допустить, Эллиот, чтобы это продолжалось и дальше! Эти танцы еще похабнее того, что я видел в Нью-Йорке!
– Я полагал, ты совершишь гражданский арест.
– Эти полицейские – полные «чады»! От них никакого толка! Нужно пригласить сюда самого Комстока!
У меня участилось дыхание. Этот тип использовал анахронический сленг прямо из интернет-форумов «Противников семейной жизни» моего времени, где под «чадами» понимались мужчины, подпавшие под пагубное влияние женщин и не желающие присоединиться к борьбе. Не могло быть и речи о том, чтобы этот тип был из 1890-х годов. А если даже и был, он много времени общался с путешественниками-ПСЖ, что все равно делало его участником войны редактирований.
Выразительно переглянувшись, мы с Асиль заохали и заахали, восторгаясь новым входом в «Надземку».
– По-моему, это один из тех, кто был в пресс-клубе, – нагнувшись ко мне, сказала Асиль.
Я быстро оглянулась – и действительно, это был придурок, раздававший брошюры на концерте «Черной Образины». Теперь у меня было его имя: Эллиот. Почесывая свои пышные бакенбарды, он молча слушал, как ПСЖист продолжал бушевать на тему того, что он прямо сейчас отправит телеграмму в Нью-Йорк и преподаст всем урок добродетели.
– У меня есть идея получше, – наконец перебил его Эллиот.
– Что ты предлагаешь?
– Я полагаю, нам нужно обратиться с этим в Ассоциацию женщин-управляющих.
– Куда?
– Знаешь «Женский центр» в противоположном конце «Мидуэя»? Там заправляют влиятельные женщины, среди них много борцов за трезвость. Это добрые, порядочные жены. Если они хотя бы одним глазком взглянут на то, что происходит там, они обрушат на развратниц кару господнюю.
Я услышала, как ПСЖист буквально задыхается от радости.
ebooksa