– Ты что, никогда не слышала? Так теперь называют танец живота. Софа в гневе, но я ничего не имею против. Хучи-кучи – звучит забавно!
– И озорно, – рассмеялась я.
– Я бы расстроилась, если бы это было не так.
Утром на следующий день я стояла в длинном коридоре «Женского центра», уходящие вверх стены которого были пронизаны непомерно большим количеством арок и дверных проемов. Когда я поднялась по ажурной чугунной лестнице на второй этаж, здание приобрело вид ангара для дирижабля с совершенно немыслимым стеклянным сводом.
Проникающий сверху солнечный свет играл на линии времени, нарисованной на стене, с отмеченными на ней основными вехами женского движения Соединенных Штатов. Я направилась вдоль нее к кабинетам руководства Ассоциации женщин-управляющих. Под датой «1700» были изображены белые женщины в одежде первопоселенцев, которые готовили еду и мыли посуду. Под датой «1840» белые женщины уже держали за руки черных и коричневых женщин, и все вместе они шли к отмене рабства и всеобщему избирательному праву. По меньшей мере двадцать футов были отведены дате «1870», под которой женщины танцевали рядом с текстом Четырнадцатой поправки к Конституции: «Граждане Соединенных Штатов не могут быть лишены права голоса или ограничены в нем на основании пола, расы, цвета кожи, семейного положения или предыдущего пребывания в состоянии рабства»[38].
Под 1880 годом значилось избрание в Сенат Гарриэт Табмен, первой чернокожей женщины-сенатора. Коллаж на фоне развевающегося американского флага изображал женщин, принимающих участие в голосовании, заведующих своими магазинами, преподающих в школе, работающих медсестрами и разбивающих бутылки со спиртным во время марша борцов за трезвость. Разумеется, девяностые годы были полностью посвящены возведению «Женского центра»: конечно же, женщины изучали строительные чертежи и выбирали разношерстные элементы внутреннего оформления. У двери в кабинет было последнее панно, посвященное далекому будущему, 1950 году, когда женщины должны были смотреть в телескопы и управлять огромными динамо-машинами. Лицо белой женщины, увенчанное аляповатой «футуристической» шляпкой, красовалось над подписью «Госпожа президент». Глядя на это политическое пророчество, так и не сбывшееся к моей эпохе, я представила себе, как Анита добавляет его к своему постоянно растущему списку «Величайших моментов в истории белого феминизма».
Я вспомнила слова Софы о том, что женщины-управляющие продвигают на какую-то должность кандидата, выступающего против отмены рабства, однако при этом они были стойкими приверженцами борьбы за права женщин. Среди них должны были найтись те, кому это интересно, и, может быть, они отнесутся к нам с пониманием.
Дверь в кабинет открыла маленькая затравленная женщина с растрепанными черными волосами.
– Я из «Алжирской деревни». Я могу поговорить с кем-нибудь насчет встречи наших девушек с женщинами-управляющими?
– Вы алжирка? – с сомнением посмотрела на меня женщина.
– Я там работаю. Мы находимся в «Мидуэе».
– А, вы одна из этих…
– В «Мидуэе» работает много женщин, особенно в театрах, и я подумала, что, может быть, члены правления Ассоциации женщин-управляющих захотят с нами встретиться. В рамках женской солидарности.
Подбоченившись, женщина посмотрела на меня как на полную идиотку. Мне нужно было выразить свою мысль понятным ей языком. Для этого требовалось нечто такое, что мягко увело бы от сценария «Величайших моментов в истории белого феминизма». Если эти женщины встретятся с Асиль, Салиной и другими девушками, им будет гораздо труднее объединиться с Комстоком, чтобы уничтожить своих «сестер» в «Мидуэе». Чем можно привлечь этих женщин на свою сторону? Должно быть какое-то настолько безобидное предложение, на которое они не смогут ответить отказом.
– В театрах много женщин, которым будет полезен… культурный обмен, – неуверенно произнесла я. – Они могут рассказать вам о том, как живется женщинам у них на родине, а женщины-управляющие расскажут им о том, как живут женщины в Америке. Быть может, мы устроим женское чаепитие в рамках культурного обмена?..
Несомненно, в одном из этих слов содержался волшебный ключ, потому что женщина вдруг закивала и заулыбалась, приглашая меня в роскошный, аляповато оформленный кабинет. Розовые пушистые занавески соседствовали с гравюрами на африканские темы, а мавританские изразцы делили на стене место с расистскими карикатурами на индейцев, вырезанными из кукурузных початков.
– Прошу прощения за беспорядок. Все это нам пожертвовали, и мы понятия не имеем, как с ним быть. Да, кстати, меня зовут Сара. А это Огаста. – Сара указала на женщину, которая сидела за письменным столом и что-то оживленно строчила карандашом.
– Я Тесс.
– Вы правда не из Алжира?
– Я из Калифорнии.
ebooksa