Асьенда

Она протянула руку и ухватилась за край скамьи, едва не упав на нее всем телом.

Она вцепилась в скамью так крепко, что костяшки ее пальцев побелели; все ее тело сотрясали резкие хриплые вздохи. Она дышала отрывисто и неровно.

Мне нельзя было покидать дом. Это вспышка чувства совершенно неразумного, – конечно, я не мог остаться. Присутствие Родольфо бы этого не позволило. Но уходить было ошибкой.

Беатрис подняла голову, услышав, что я приближаюсь, – ее зеленые глаза раскрылись так широко, что я мог рассмотреть белки у радужек. В памяти тут же промелькнуло лицо Аны Луизы. Ее сердце остановилось от страха, веки поднялись и она навечно осталась в ужасе смотреть в пустоту.

– Беатрис. Тише, – проговорил я тихим голосом и преодолел последние несколько шагов до нее, выставив руки, будто хотел усмирить испуганную лошадь. – Ш-ш-ш.

Руки Беатрис ослабли. Я бросился ловить ее, пока она не рухнула на скамью. Она промокла до нитки, и ее била дрожь. Лицо ее побелело от страха. Я крепче сжал ее руки, чтобы успокоить.

– Ш-ш-ш.

Беатрис вскинула подбородок: ее скулу пересекал кровоточащий порез, глаза остекленели от застывших в них слез. Она следила за мной взглядом, жадно изучая, пытаясь понять, настоящий ли я, или это видение. Затем она осмотрела все вокруг; ее грудь вздымалась и опадала, подобно стаккато.

– Здесь так тихо. – Ее дыхание сбилось. – Так тихо.

Сердце сжалось в груди. Сколько раз я сбегал от грохочущей тьмы, когда был ребенком? Как часто подвергался пыткам голосов после захода солнца и потом искал утешения в тишине церкви?

– Здесь вы в безопасности, – сказал я.

Лицо Беатрис исказилось.

Весь мир замедлился. Меня охватила жажда, подобная приливу, возникла невыносимая потребность защитить женщину предо мной. Я притянул Беатрис к себе, и в то же мгновение она обхватила меня руками. Одно движение, идеальное, как в танце. Одно крепкое объятие. Ее руки обвили мою грудь, пальцы впились в спину. Влага с ее сорочки впитывалась в мою рубашку, согретую теплом наших тел. Я положил голову Беатрис себе на грудь и прижался подбородком к ее мокрым волосам.

От нее пахло дождем. От нее пахло страхом.

– Ты в безопасности, – прошептал я. Беатрис прижалась ко мне, всхлипывая. – Ш-ш-ш. Дыши. Ты в безопасности.

Я гладил ее по волосам, другой рукой придерживая за талию. Постепенно ее прерывистое дыхание выровнялось, руки расслабились. Рыдания утихли, а затем и вовсе прекратились.

Мы оба не спешили размыкать объятий. Неизвестно, сколько мы простояли там, в мягком сиянии свечей алтаря, тесно прижавшись друг к другу, словно влюбленные.

По крыше капеллы стучал дождь, в ночи по долине разносилось глухое уханье совы. Она в безопасности. Она в безопасности. Я не знал, от чего бежала Беатрис, но знал одно: пока мои ноги ощущают землю под собой, а сердце – небеса над головой, я не позволю причинить ей вред.

Я почувствовал, как мышцы ее спины слегка напряглись под моей ладонью.

Это вернуло меня в действительность. Я не должен был обнимать ее так крепко, нет… Я не должен был обнимать ее вовсе.