Должен ведь быть третий путь.
И хотя я едва была с ним знакома и не имела никаких причин доверять незнакомцу – а уж тем более представителю духовенства, я будто костями чувствовала, что найду у молодого священника помощь.
В церковь я отправилась с Паломой, следующей за мной тихой тенью.
Увидев, что по проходу к алтарю движется падре Висенте, а не падре Андрес, я почувствовала горькое разочарование.
Но мысль о том, что придется провести еще одну ночь в одиночестве, сжала горло, будто кто-то завязал в нем узел. Склонив голову в молитве, я сложила дрожащие руки в кружевных перчатках; дыхание стало неглубоким и отрывистым. Не получив помощи, я утону в Сан-Исидро. Тяжесть тьмы раскрошит мне легкие и кости, сотрет меня в пыль и сметет…
Я вдруг почувствовала на себе взгляд.
Пожив немного в Сан-Исидро, я привыкла ощущать на себе чье-то пристальное внимание. Я медленно подняла глаза. За алтарем возвышалась фигура, сливающаяся с тенью от прохода, который вел в ризницу. Падре Андрес. Он задержался еще на мгновение, проследив взглядом за моей мантильей, и исчез.
Он меня видел. Он меня найдет.
От облегчения узел в горле ослаб, но не до конца. Я все еще не знала, поможет ли мне падре. Если да, то каким образом? И не сочтет ли он меня сумасшедшей…
Месса тянулась бесконечно долго. Бессонница тяжелым грузом отпечаталась у меня на лице – хрупком и болезненном, будто синяк. Когда падре Висенте наконец отпустил нас с миром, я подошла к боковому нефу, где находилась часовня Девы Марии Гваделупской. Деревянное лицо Хуана Диего только недавно выкрасили, и его глаза с темными зрачками взирали вверх в упоении. В руках он держал накидку, осененную изображением Девы, к его ногам падали резные красные розы.
Я преклонила колени на скамье и достала из сумки четки – Родольфо подарил их мне в день свадьбы. Я пробежала пальцами по распятию и первым пяти бусинам, расслабив при этом плечи, и подняла лицо к Деве Марии, как будто настраивалась читать полный розарий[21].
Позади зашуршали юбки Паломы. Она комкала в руках носовой платок и поглядывала на дверь, откуда в церковь проливался свет белого дня. Мне было хорошо знакомо это нетерпение. Сколько раз я с таким же тоскливым выражением лица смотрела на открытую дверь церкви и наблюдала, как свободно передвигаются за ней людские силуэты?
– Ступай, если хочешь. На рынок или к подругам. Я еще побуду тут, – сказала я и, помедлив, добавила: – Сегодня день рождения моего отца.
Папин день рождения был в апреле, но об этом никто не знал. Даже Родольфо.
Палома резко вскинула голову, ее рот сочувствующе округлился.
– Прошу прощения, донья Беатрис, я и не знала, что это сегодня…
Так, значит, слугам была известна моя печальная история.
Я одарила Палому слабой улыбкой и отпустила ее, после чего принялась читать первую молитву Аве Мария, отсчитывая пальцами деревянные бусины. Эхо быстрых, птичьих шагов Паломы все удалялось от меня.
ebooksa