Моя карма

Глава 17

Бутафорский цех. После спектакля. В гостях у коллеги по монтировочному цеху. Леонард и его жена Эля. Актёрское призвание Леонарда. Решение помочь несчастью Леонарда. Банальная причина заикания. Я приоткрываю завесу своих экстрасенсорных способностей.

Декоративно-бутафорский цех — это волшебство и сказка. Здесь почти всё ненастоящее, всё имитация. Да и само слово «бутафор» с английского так и переводится — «имитация». Скульптуры сделаны из пенопласта, лепнина из папье-маше, мешки, которые кажутся неподъёмными для зрителя, на самом деле набиты соломой. И фрукты, и жареный поросёнок на блюде, как и вся другая снедь — лёгкие, из пенопласта, хотя на вид тоже кажутся тяжелыми, создаются руками художников, как цветы, вазы, посуда и светильники. Всё, что появляется на сцене во время спектакля, делается здесь.

В цехе пахло краской. Просторное светлое помещение с высокими полками и галереями позволяло работать разным специалистам, не мешая друг другу. Средних лет женщина строчила что-то на швейной машинке в стороне, заставленной рядом длинных столов; молодая девушка ходила с кистью и баночкой краски по расстеленному на полу огромному панно и что-то поправляла, время от времени опускаясь на корточки. Всюду стеллажи, уставленные банками с красками, которые стояли и на полу, а также картонными коробками, мотками проволоки, листами поролона и другими многими, мне непонятными, но, вероятно, нужными для бутафории, вещами и материалами. Еще кто-то из работников наклеивал полосы бумаги на болванку и уже получалось что-то вроде голого черепа.

— Они тебе сделают из бумаги железо, а из пластмассы дерево, — сказал в похвалу цеховым Леонард, который привёл меня сюда, чтобы показать цех, потому что жена его тоже работала где-то здесь, и сам он был знаком со всеми художниками: декораторами и бутафорами.

— Это запросто, — отозвался молодой человек, что-то вырезающий из пенопласта.

— А где твоя жена? — спросил я Леонарда.

— А она же в пошивке, то есть, в пошивочном цехе.

В дверь просунулась голова Вячеслава. Увидев нас, он шире открыл дверь и, не входя, недовольной скороговоркой проговорил:

— Где вас черти носят? Ромка бесится. Вот-вот антракт, а вас нет.

Мы заторопились в монтировочную.

Объявили антракт, и мы, стараясь не шуметь, двигали мебель, меняли реквизиты, готовя декорацию к следующему действию. Работали быстро и слаженно, но тихо, зная, что акустика позволяла хорошо слышать артиста даже на последнем ярусе, хотя нам помогал закрытый занавес и естественный шум голосов в зрительном зале, и только разве что стук молотка могли услышать зрители.

После спектакля, когда стихли аплодисменты, и артисты после поклонов, наконец, покинули сцену, мы в полчаса разобрали декорацию и стали расходиться по домам.

Леонард вышел со мной. Я видел, что он мнётся, хочет и не решается что-то сказать.

— Володь, — сказал, наконец, Леонард. — Может к нам зайдёшь как? И моя Элька просила. Пригласил бы, говорит, как-нибудь.

— А Элька-то твоя с какого боку меня знает? — усмехнулся я.

— Ну, я же рассказывал ей про тебя.

— Что рассказывал?

— Ну, что ты учитель. Языки знаешь. То, да сё, — смутился Леонард.

— Тоже мне, достоинство, — хмыкнул я.