Моя Шамбала

22
18
20
22
24
26
28
30

— Это солнце! А я уж испугался. Зову, а ты будто не слышишь.

Тащил тебя, словно статую. У самой машины только стал ногами шевелить.

— Солнцем напекло, — убежденно сказал сержант. — У нас такое часто случалось. Идешь, пыль, солнце так жарит, что плюнь на ладонь — зашипит. Так идешь-то не час, не два, а верст тридцать прошагаешь. Глядишь, кто-нибудь из слабонервных и грохнется в обморок. Ничего, водичкой побрызгают, в обозе пару часов побудет и опять топает.

Женщин высадили у Полиного дома. Майор попрощался с ними, пожелал Варваре Степановне счастливого пути и повез домой нас с Пахомом. Нас подвезли к Голощаповскому крыльцу, и джип сразу окружили пацаны. Машины на нашей улице были редкостью. Соседи видели из окон, как мы с Пахомом долго вылезали из машины и майор жал нам руки.

Дома я нехотя поел, лениво отвечал на расспросы матери, полистал учебники и, наконец, взял книгу, которая лежала в зале на столе. «Психиатрические эскизы из истории», П.И. Ковалевский, СПб 1898 г», — прочитал я. Очередная книга, которую где-то выкопал отец.

Некоторые места, казавшиеся отцу важными, он подчеркнул. Я стал читать: «Более интересное и менее понятное в Жанне (Д» Арк) — дар предвидения и предчувствия. Трудно определить, что в передаваемом было правдой и что вымыслом. Со своей стороны мы можем сказать, что такие явления, несомненно, существуют. В них лежит частью та тонкая чувствительность, которая присуща лицам мечтательным с живым воображением, частью — область бессознательного и поныне для нас мало выясненного и непонятного».

Вот еще подчеркнуто: «Мы часто слышим об особенной способности некоторых лиц к предчувствию и даже предвидению… Когда у нас требуют объяснения этому явлению, то мы только находимся сказать, что это есть «особенная неведомая нам способность… Да мы и правы, говоря, что эта способность нам неведомая, потому что она нам недоступна. А кто знает, может быть… этот дар «предвидения» обязан своим существованием особенной способности людей рассматриваемой нами категории к расширению области восприятия… То что для нас кажется предвидением, для них это будет естественным ведением… А кто нам может поручиться, что люди не имеют более богатых и нам недоступных качественных восприятий? Это вполне возможно. В таком случае, в их сознание проникают новые ощущения, нам недоступные и непонятные, которые и создают в них те явления, которые известны у нас под именем предвидения».

— Галиматья какая-то, — мелькнуло у меня в голове. Глаза слипались, я отложил книгу и, не выключая света, провалился в мертвый сон.

В какой-то момент мне приснился сон, яркий и реальный до мелочей, как явь. То есть, это было больше, чем сон. Словно, мне кто-то навязывал некий ход событий, составленных из кусков, но связанный последовательным действием.

Мне опять снилась бабушка Паша.

Сначала в церкви. Она ставит святым по свечке. Долго молится, ее благословляет батюшка…

Бабушка Паша достает из сундука чистое белье, черное платье, черный кружевной платок. Потом сидит неподвижно на кровати, прямая и строгая, во всем черном. Ее застывшее лицо, оттененное черным кружевом, похоже на мумию. Лицо пугает женщину, которая вдруг появляется ниоткуда и зовет ее тихо:

— Бабушка.

Глаза бабушки Паши моргнули, и она чуть повернула голову, давая знать, что слышит.

— Скоро ехать. Надо б поесть перед дорогой. Бабушка Паша послушно встает и идет за женщиной, в которой я узнаю мать Витьки и Володьки тетю Мотю, соседку бабушки Паши…

Бабушка Паша с тетей Мотей едут автобусом. Народу в автобусе много, но их усаживают, уступив место. Они чужие, и на них смотрят с любопытством.

— Извините, вы чьи ж будете? — спрашивает кто-то.

— Она к сыну едет. Похоронен он у вас, — спешит объяснить спутница бабушки Паши и добавляет:

— В войну погиб.

В автобусе становится тихо.