Бабушка согласно кивала головой, но, конечно, оставалась при своем мнении.
В тот раз на родине отца, в глухой Брянской деревушке, куда отец повез меня с матерью после освобождения Брянской области, состоялась моя любовь к бабушке Василине. И эта любовь незримо и прочно соединилась с чувством любви к Родине, потому что там, в этой глуши меня сразили наповал дикие, уходящие в бесконечную даль и теряющиеся за горизонтом Брянские леса, и ручей вокруг холма, на котором строился новый дом, потому что в деревне, после партизанского противостояния немцам остались лишь обгорелые остовы печей, да землянки, в которых люди жили, как кроты.
Там, в бабушкиной деревне я налился вдруг силой и понял, что другой такой земли в мире больше нет и не будет.
Жить в деревне с каждым годом становилось все тяжелей. И через год отец привез из деревни брата с женой, потом приехала младшая сестра, а за ними потянулась постепенно другая родня. А когда умер дед Тимоха, бабушка заколотила дом и тоже подалась поближе к детям…
Боль отступила, и Василина, освобожденная на время от страданий, забылась коротким сном, а проснулась с мыслью о сыне Николае и невестке Зинаиде, у которых жила все это время. О разговоре, который возник у них перед тем, как «отфутболить» ее к Нюрке, она не знала…
— Вези матку к Нюрке, — сказала Зинаида мужу, когда они легли спать. — Пусть у нее поживет.
— Что так? — удивился Николай.
— А сил никаких моих больше нет. Уже что зря вытворять стала. — Зинка приподнялась на локте, пытаясь в темноте определить выражение лица мужа. — Опять кастрюлю с супом перевернула… Тряпку на плиту положила. Никак не пойму, откуда гарь идет. Глядь, — тряпка горит.
Зинка проглотила слюну, пытаясь справиться с обидой, комком застрявшей в горле. Не справилась и сквозь слезы добавила:
— Тарелки. Все тарелки перегрохала.
Николай нашарил на тумбочке папиросы и, чиркнув спичкой, закурил. Свет на мгновение ослепил Зинаиду, и она закрыла глаза. Хорошо взбитая перина нежила расслабленное тело, и резче обозначалась усталость, а мозг требовал сна, но взвинченные нервы не давали покоя, и Зинаида долдонила свою навязчивую мысль, вбивая ее в голову мужа:
— Почему все ты? В конце концов, у нее есть еще две дочки и сын. Пусть у них о матке тоже голова болит.
— Квартиру-то мы с матерью вместе получили, — подал, наконец, голос Николай. От сильной затяжки его лицо вспыхнуло красным огоньком и, мелькнув двойным подбородком и мясистым носом, погасло.
— А мы с ребенком и без матки получили бы. — И замолчала, ожидая, что скажет теперь Николай.
— К Нюрке нельзя, — стал сдаваться Николай. — У нее одна комната.
— Нук что ж? — повеселела Зинаида. — Не танцы же они там будут устраивать.
— Так Нюрка с мужиком живет, — удивляясь Зинкиной тупости, сказал Николай, поворачивая к ней голову и забыв затянуться папиросой, а она уже еле мерцала, не раскуренная.
— А он там не прописан! — бойко ответила Зинаида.
— Для того чтобы с бабой спать, прописки не требуется, — резонно возразил Николай.
Зинка почему-то обиделась, но дулась не долго, потому что надо было доводить дело до конца.