— А что? — удивился я.
— Да нет, ничего, ложись.
— Слушай, Мил, я, кажется, сказал тебе. Мне сидеть здесь с тобой не очень охота. Я сейчас бы с пацанами в футбол гонял или на речке загорал.
— Лежать.
— Что лежать?
— Ну, ты сказал: «Мне с тобой здесь сидеть». Ты же лежать будешь.
— Дура, — разозлился я. — Мне что, у меня голова не болит!
— Все, Володя, прости. На меня иногда находит. Я действительно хочу вылечиться.
Мила легла на пол.
— Закрой глаза. Дыши равномерно и спокойно. Я буду держать твою руку и входить в это состояние вместе с тобой. Мне сделать это проще, а ты войдешь вместе со мной. Если тебе будет страшно или плохо, я помогу. Не бойся ничего.
Я лег рядом и взял руку Милы в свою.
— А сейчас слушай тиканье часов, настраивайся на их ритм. Потом ты услышишь музыку. Дыши, как тебе удобно. Скоро твой организм сам настроится на нужное дыхание.
Вскоре Мила начала быстро дышать. Потом дыхание выровнялось и стало более глубоким. Я почувствовал, как завибрировало ее тело, появились слабые судороги. Я понял, что она перестала контролировать свое тело. Мила лежала спокойно, но иногда пальцы её рук принимали неестественное положение и холодели, но мне достаточно было сжать их посильнее, как гибкость и тепло возвращались. Несколько раз y нee нарушался ритм дыхания, и я возвращал ей правильный ритм. Но я чувствовал, что не достигаю основной цели: заставить её пережить роды. Тогда я вошел вместе с ней в то состояние, в котором она пребывала, и стал направлять потоки энергии, заполнявшие ее и меня, в область таза, и когда они вызвали ту боль, которую я недавно пережил сам в нижней части живота, и у меня начались судороги, я вышел из этого состояния, но видел, что судороги начались у Милы. Её тело изгибалось, скрючивалось, испарина выступила у неё на лбу. Она открывала рот, чтобы закричать, но крика не было. Вдруг Мила стала задыхаться. Она хваталась рукой за шею, пытаясь убрать что-то мешающее ей, и я держал свои руки у её шеи, снимая неприятные ощущения энергией своих рук. Когда страшные переживания закончились, она затихла, и по её лицу потекли слёзы. Лицо выражало покой и радость.
Когда я вывел Милу из необычного состояния, на её лице плавала счастливая улыбка.
— Как твоя голова? — спросил я.
— Да подожди ты с головой… Я такое видела. Мои не поверят. А что будет с девчонками, с ума сойти.
— А ты не рассказывай, если все равно не поверят.
— Да ты что? Да я все равно не удержусь… Послушай, Володь, я что, правда рожала? — переходя на шепот и округляя глаза, спросила Мила.
— А я откуда знаю? Что, и про это будешь рассказывать?
— И ты все видел?