— Да сядь! ты, братец, едва стоишь! И лакей силой усадил башмачника.
— Ну скажи ты мне, уж не замешали ли тебя в каком воровстве… ведь ты такой глупый да добрый… а?
И он, подпираясь руками в колени, с участием заглядывал башмачнику в лицо.
— Я, я… Яков Тарасыч… видеть барина! — едва внятно пробормотал башмачник.
— Барина видеть? — повторил лакей, успокоившись. Но в ту же минуту его доброе лицо нахмурилось, и он печально прибавил: — Его теперь нельзя видеть: очень занят!
Башмачник вскочил в таком отчаянии, что добродушный лакей испугался.
— Да что ты, Карлушка? — сказал он с упреком. — Как не стыдно! ну, скажи, что с тобой случилось?
— Мне сейчас же нужно видеть барина! — настойчиво сказал башмачник.
— Я тебе говорю, что барин очень занят: у него Артамон Васильич… слышишь? Артамон Васильич!
Не обратив внимания на таинственный голос лакея, башмачник схватил его за руку и толкал к двери, упрашивая доложить о нем.
— Постой, постой! — говорил Яков, вырываясь. — Что ты, рехнулся, что ли?
Он подошел к двери и, поглядев в щель, с важностью сказал:
— Занят… нельзя, нельзя доложить,
— Я сам пойду, — решительным тоном сказал башмачник и бросился к двери.
— Стой! — грозно закричал Яков, но тотчас же смягчился и кротко прибавил:
— Ну, что ты, Карлушка, в самом деле? ну, видано ли, чтоб приходящие без доклада в барские комнаты лезли? зачем же я тут и сижу? А еще знаешь, что барин занят: Артамон Васильич у него!
Оканчивая наставление, Яков немного приотворил дверь и стал покашливать, все еще не решаясь войти, а башмачник в нетерпении поднимался на цыпочки и глядел из-за его плеч.
Комната, в которую он так желал проникнуть, была небольшая, с книжными шкафами около стен, с письменным столом, сафьянными креслами и диванами; по стенам висели эстампы, между которыми резко отделялись портреты в белых колпаках и таких же куртках, отличавшиеся умным выражением. В креслах сидел довольно тучный старик с широким и круглым лицом. Взгляд его был еще бодр, рот необыкновенно приятен; большие глаза его были полузакрыты пышными веками; седые, как лунь, волосы придавали ему почтенный вид.
Перед ним стояла сухая фигура, тоже немолодая уже, в колпаке, куртке и переднике безукоризненной белизны. В ней нетрудно было узнать оригинал одного из портретов, висевших тут, в подобном костюме. Артамон Васильич держал в руках безмен с прицепленной к нему плетеной корзиной, в которой что-то покоилось. Барин и повар с напряженным вниманием глядели на безмен.
— Неделю тому назад десять фунтов, а теперя пятнадцать… Хорошо, очень хорошо, Артамон Васильич!