Мертвец закачался и тихо поплыл прочь. Товарищи долго провожали его глазами. Потом они, будто с одной мыслью, взглянули кругом себя — на черные волны, которые вздувались и пенились, силясь захлестнуть байдару, на высокие берега, поросшие лесом, который ежеминутно грозил выслать на них полчища врагов, и дружно ударили веслами.
Уже фигура мертвеца превратилась в незаметную точку, а голос Никиты все еще раздавался в воздухе, заглушаемый порывами ветра. Не привыкший подавлять ни веселых, ни печальных своих мыслей, Никита повел длинную унылую речь о своем погибшем товарище и протяжным, торжественным голосом пел ему «вечную память».
— Никита! — пугливо воскликнул Тарас.
— Что?..
— Тс! погоди петь… слышишь?
Никита стал прислушиваться.
— Ничего не слышу.
— Погоди, постой грести!
Промышленники подняли весла выше воды.
Среди однообразного завывания ветра, ропота деревьев и плеска волн явственно послышался человеческий крик.
Промышленники притаили дыхание. Крик повторился. Он был дик и пронзителен и доносился ветром с высоты берега, которого держались промышленники.
— Подплывем поближе!
— Что ты, голова! А как там плосконосые? Увидят!
— Да коли они на горе, так уж все равно; они нас давно видели. Только чего им так кричать?
Крик раздался снова.
— Подадимся вперед!
Они начали огибать высокий утес, скрывавший продолжение берега, но увидели на воде тень следующего утеса и вздрогнули. Тень соседнего утеса, очевидно не столь высокого, как тот, у которого находились теперь промышленники, оканчивалась странной фигурой которая дрожала и делала такие движения, каких не могли сообщить ей порывы ветра.
— На той горе человек стоит, — шепнул Никита Тарасу.
— Не леший ли? — с ужасом заметил Тарас.
— У тебя все леший! Слышишь, как кричит: голос словно человеческий…