Вечером обе снохи выследили: у Баюковых действительно уже закололи двух свиней, туши опалили и стащили в погреб. Матрена, кроме того, видела, как Степан смазывал колеса телеги, проверял сбрую — и, видно по всему, на рассвете собирается ехать на базар в город.
— Вот и ладно. Спасибо, сношеньки, — опять непривычно ласково произнес Маркел.
После ужина свекор приказал снохам:
— Мы с большаками еще посидим, а вы, бабы, лучше ступайте себе подале… Сколь времени к пряже не притрагивались, барыни какие!.. Ну, ступайте, и чтоб я не видал вас!
Снохи послушно пошли в огород и сели за пряжу на банной завалинке. Пряли молча, но беспокойство брало свое, нитка крутилась вяло.
— Это что ж у наших мужиков попритчилось? — наконец прервала молчание Матрена. — Знаешь что? Пойду-ка я послушаю, о чем это они так разговорились. Я тихохонько из кладовушки продух вытащу и все как есть услышу! — и Матрена решительно встала.
Вернулась Матрена, трясясь от страха.
— Слушай-ко, слушай… страсти какие! Наши-то Баюкова… убить… убить хотят… своими ушами слышала! Ефимку-дурака хотят сговорить, чтобы Баюкова из ружья ухлопал… Ой, что и будет…
Прасковья уронила веретешку, побледнела и дрожащей рукой перекрестилась.
— Царица небесная… прости нас грешных… святые угодники, молите бога о нас… не карайте души наши…
Прасковья упала на колени и начала земно кланяться, бормоча про себя молитвы. Потом подняла глаза на бледную, трясущуюся Матрену и осудила:.
— А ты что зря стоишь, пошто не молишься?.. Ох, вижу, не любишь ты богу молиться, Матрена.
— Что ты, что ты! — испугалась Матрена. — Вона, видишь, на коленки падаю… кланяюсь земно.
Матрена, стуча зубами, принялась отбивать поклоны. Наконец обе устали и сели опять за пряжу. Но руки дрожали, нитка не сучилась. Матрена все-таки не вытерпела и зашептала:
— Ну, ты только уразумей, что они удумали-то… страсти-то какие!
Прасковья уже снова мусолила палец, крутила нитку и нашептывала строго:
— Молчи ты… ну… Наше дело женское, подначальное. А с Ефимки-дурака бог спросит… Хоть бы уж только разор нашему двору да нелады эти кончились! Только об этом и дума. Господи-владыко, прости нас, грешных!
Наконец дверь в доме отворилась, и Маркел показался на крыльце, спокойно поглаживая бороду. Заглянув в огород, он спросил:
— А что, бабы, гостенек наш еще не проспался?
Матрена сказала дрожащими губами:
ebooksa