— Батюшки, да ведь в солдаты идти придется! — и Марина, побледнев, прижалась к Платону.
— Не бойсь, не бойсь… — насмешливо проворчал Маркел. — Не возьмут твоего сокола ясного — кому он, неученый, нужен?.. Другое смекнуть надо. Случись война, Красна Армия сразу с места снимается. Значит, угонят твоего мужика, беспременно угонят. Поняла? — и Маркел заговорщицки подмигнул обоим. А Платону и Марине показалось, что все на свете за них, за их лад и любовь, что счастливая Жизнь на много-много лет уже стоит у порога и улыбается навстречу, как добрая мать.
Приезд Степана на краткую побывку хоть и заставил их обоих насторожиться, но в общем ничего не изменил. Степан для своего хозяйства, как говорил Маркел, был отрезанный ломоть, как не так давно Платон в отцовском дворе.
Последнее письмо Степана в начале двадцать четвертого года, что он демобилизуется и скоро приедет домой, застало Марину и Платона врасплох: как быть дальше?
Маркел угрюмо и решительно посоветовал:
— Помалкивайте оба до осени. Кой-что пока из хозяйских запасов попрячьте, к нам в амбаруху снесите, все потом вам же пригодится. Ты, Платон, в работнички, по-соседски напросись… А ты, Марина, бабьей немощью отговаривайся — тогда придется Баюкову работника нанять. Заработать Платону хлебца да деньжат для вашей же будущей жисти сгодится. А осенью и развестись с Баюковым можно. Ныне с разводом просто. К тому же осенью-то каждый мужик добрей и покладистей.
Когда, демобилизовавшись из Красной Армии, Степан Баюков уже радостно хозяйничал на своем дворе, Маркел Корзунин дал знать Марине, что ему нужно обязательно поговорить с нею. Выбрали время, когда Степана не было дома, — и Марина, трепеща, встретилась с Маркелом на задах двора, у плетня, отгораживающего баюковский огород от соседского.
— Прошло твое сладкое времечко, — сурово начал Маркел. — Пришел к вам, голубчики, великий пост, придется тебе с твоим соколиком попоститься…
Маркел положил тяжелую руку на плечо Марины и заключил, властно отчеканивая слова:
— От мужа теперь не след отлынивать, а я Платошку насторожу, чтобы не дотрагивался до тебя. Так и по закону господню теперь выйдет: мужнин хлеб ешь, его и постеля. Нагуляй дитенка с мужем, слышь!.. Тогда еще легче вам будет, ежели с дитенком от Баюкова уйдешь. Плоти своей он должен будет добра отпустить. Ежели ваше дело сладится, так и быть, бревен вам на избу дам, есть у меня запасец, не пожалею. Помни только, баба: терпеть надо. Двор, хозяйство — шутка не пустяковая.
И терпела бы Марина, если бы не раскрыла все проклятая повитуха.
Впервые в жизни довелось Марине ночевать в чужом доме. Ночь выдалась холодная, с ветром и дождем.
— Под крышей-то нам с тобой лечь негде, Маринушка, — виновато сказал Платон. — Только на сеновале можно…
Марина и Платон легли на ночь на сеновале, впервые не у Марины на чистой постели, а в темном углу под старым, рваным армяком Платона.
Марина, дрожа, прижалась к Платону, но никак не могла согреться.
— Что же теперь будет, Платошенька, а? — прошептала она.
— Уж и не придумаю. Завтра, поди, придет сюда Степан-то… Тогда поговорим обо всем, — ответил Платон, повторяя уверения Корзуниных, которые еще днем все почему-то решили: Степан Баюков обязательно должен прийти — объясниться ведь надо.
— Я уж, Платошенька, на колени перед ним паду, со слезами прощенья буду просить, — дрожа и стуча зубами, шептала Марина. — Уважать, мол, тебя, Степан, буду, как родного брата, только коровушку дай…
— Чего ж, ради коровы можно и на колени пасть.
— Чай, отдаст он мне Топтуху-то?.. Ведь корова — бабья забота, люди говорят.
ebooksa