Увидев перед собой Никишева, она опустила руки на колени и прерывисто вздохнула.
— Хуже всех я теперь… на последнем месте… видали? — сказала она тусклым, словно высыхающим голосом. — Мне бригаду поручили, а я ее честное имя опозорила!.. — Плечи ее вдруг задрожали, и протяжный стон долго сдерживаемой боли вырвался из ее груди.
— Погодите, погодите… От того, что вы всю вину взвалите на себя, причины неудачи еще не будут прояснены… — успокаивал Шуру Никишев. — Кроме того, поверьте мне… я почти вдвое старше вас, повидал жизнь и людей и думаю, кое-что понимаю. И как я ваш характер представляю: вы хотели сделать все, чтобы выполнить с честью обещание, данное Радушеву. Но какие-то, как я полагаю, неожиданные обстоятельства вторглись в ваши планы… и все пошло не так. Давайте же проясним все эти обстоятельства… хорошо?
— Да, да… я расскажу вам…
— Рассказывайте кратко, чтобы вам лишний раз не расстраиваться… факты и факты!
Рассказав все, Шура добавила с горечью:
— А я-то как попалась — доверие, сочувствие оказала человеку, а он мне за все это отомстил… и даже, вот видите, клевету на меня возвел!.. Подумать больно, как Семен на это посмотрит… еще поверит, пожалуй… ведь ревность у него…
— О Семене не беспокойтесь — разъяснения его бывшего комиссара помогут ему верно разобраться в этих событиях!.. А что касается ревности (Никишев, прищурив глаз, многозначительно улыбнулся Шуре)… то эта ревность будет досаждать ему только до тех пор, пока вы с ним не вместе… Поверьте и в этом вопросе опыту старого воробья!.. Ну… как?
— Да уж придется поверить… — робко улыбнулась Шура. — Но все-таки, как же это могло произойти?.. Я ведь тоже знаю жизнь и в людях как будто разбираюсь. И вдруг так ужасно ошибиться, увидеть какого-то совсем, совсем чужого, злого человека… и откуда он такой взялся?.. Вы, Андрей Матвеич, как образованный, партийный человек, наверно лучше нас можете проведать, откуда такой вот Борис Шмалев взялся?
— Да что ж тут проведывать, милая Александра Трофимовна? Такие люди, как Шмалев, скандалистка Устинья, пресловутый дедунька с его «родом», да и еще кое-кто наберется, — известно, откуда взялись: из того собственнического мира, который разгромила наша революция. В старой революционной песне поется: «Отречемся от старого мира, отряхнем его прах с наших ног»… Народ наш строит новый мир, а есть и такие люди, которые никакого праха от старого мира не отряхнули, а принесли в нашу эпоху всю его грязь и пытаются протаскивать его законы и обычаи в нашу жизнь… Шмалев, я уверен, тоже один из этих типов… и он втерся в ваш коллектив, как чуждая сила, которая может только портить и разрушать создаваемое другими. У меня пока нет прямых доказательств, но мне так и представляется, что эти несчастные корзины, обрушившиеся вниз, в приречный песок, — дело рук Шмалева. Вы говорите, что это были громадные плетенки, которые кладутся на розвальни?.. Сами по себе они весили немало, да еще вмешали каждая десятки пудов яблок. И если их с расчетом, возможно даже наполовину на весу, поставить на осыпающийся край песчаного, высокого берега, то они просто неминуемо должны были рухнуть вниз на приречные пески или просто в Пологу.
— Батюшки… да что же это такое? — пораженно прошептала Шура. — Зачем было Шмалеву… коли это всамделе он подстроил… зачем ему было так подло поступать, если он сам же хотел свою вину загладить? Он должен был стараться изо всех сил… а тут… я даже как-то связать это в мыслях не могу.
— Видите ли, хорошая моя… Стараются загладить вину или исправить ошибки те люди, которые в глубине своей души честно решили: я перехожу на сторону новой жизни, я хочу строить.
— А тот, у кого в душе этого решения нет…
— Тот, случается, даже наперекор собственным расчетам и разуму не может удержаться от жажды разрушения… Знаете, в бурные дни революционной борьбы и в первые годы восстановления нашего хозяйства я видал людей обоих типов… Кстати, когда у вас кулаков выслали?
— Да всего года два назад. Их хоть и не так уж много было, а все очень заметные: четыре прасола, а с ними заодно шерстобитов трое, хорошие мастерские имели, работников держали, потом три лавочника и еще четыре богатых двора, которые по-всякому промышляли…
— Смотрите-ка, друг мой, а ведь это был целый взвод богатеев… и вовсе недавно они жили среди вас и влияли на людей…
— А у нас как-то привыкли считать, что раз кулаков выслали, так и зла никакого не осталось… Петря Радушев, я сама слышала, скажет: «У нас кулаков нет, только честные остались». Вот мне сейчас в голову пришло: мало мы думали, сознавали, что к чему и кто с чем к людям приходит.
— А если вы задумаетесь всерьез, вы не раз придете к выводу, что человеку мало только работать…
— Но как же помочь в этом людям, Андрей Матвеич?
— Вы попали в самую точку, Шура. — Оживился Никишев. — Вот об этом именно я хотел бы поразмыслить вместе с вами, с Семеном, с Володей Наркизовым и со многими другими… вообще о глиной цели и причинах разных дел, которые у вас происходят.
ebooksa