Двор. Баян и яблоко

22
18
20
22
24
26
28
30

Шура, первая, птицей слетела вниз. Охапками и, не ленясь, по одному начала собирать раскатившиеся во все стороны по берегу яблоки.

— А и зла ты сегодня на меня, Александра Трофимовна, — послышался над ухом Шуры тихий, напряженный голос Шмалева. Он неторопливо собирал яблоки рядом с ней. — Ты сегодня сплошь нападаешь на меня… А я не люблю, чтобы мной этак помыкали…

— Нечего врать! — прервала Шура, отирая горячий пот с лица. — Я за колхозное добро душой болею, мне честь бригады доверена… Нам бы сейчас яблоню обирать, а мы вот с песка яблоки поднимаем, двойную работу делаем… И кто, кто это, подлый, корзины на самый сыпучий край поставил, чтобы все вниз рухнуло!

— Я во всяком случае не знаю, — злобно подчеркивая каждое слово, громко сказал Шмалев, — кто этими проклятыми корзинами так распорядился… и нечего мне ими глаза колоть!.. А я оскорблений и униженья гордости моей никому не спущу… ни мужчине, ни женщине ни за что не спущу!

Шура бегло взглянула в его сторону — и еле удержалась, чтобы не податься назад от внезапного испуга: из-под опущенных век Шмалева на нее будто полоснуло раскаленно-острым взглядом ненависти и злобы, ненависти именно к ней, — за ее сочувствие бывшему батраку!..

«Вот он какой, оказывается! — пораженно подумала Шура. — Это он, значит, за свои поклоны и просьбу передо мной… и за строгие слова Семена… вот как он нам обоим в отместку все делает!..»

Но тут же Шура, быстро оправившись и будто ничего не заметив, холодно сказала Шмалеву:

— Лениво работаешь. Смотри, вон у самой воды сколько еще яблок валяется… Поди туда.

Он молча поднялся и пошел в ту сторону. А Шура перешла поближе к кустам у подошвы берегового обрыва, где тоже всюду краснели яблоки, упавшие глубоко в песок и между сплетшимися стволами кустов. Царапая себе руки, шею и обливаясь потом, Шура собирала яблоки и все время думала, что не было никогда такого несчастного дня за все годы ее уже самостоятельной трудовой жизни.

— Здорово попадает тебе от бригадира, Шмалев! — насмешливо произнес голос одного из молодых сборщиков бригады. — Видно, и тебе, баянист, довелось виноватым быть!

— Кабы только я в самом деле виноват был! — зло и бойко ответил Шмалев. — А то ведь все зря… из ревности!.. Ну да, да? Чего глаза таращишь, сосунок?… Меня все бабы к друг дружке ревнуют, одна от другой меня так рвут, что и жениться не дают!.. Я на Вальку еле-еле взглянул, а эта… Шура меня и приревновала… вот и придирается ко мне…

— Ну… уж это ты вроде напрасно… — посомневался голос. — Александра у нас женщина работящая, уважаемая…

— Такая же, как и все! — с коротким презрительным смешком бросил Шмалев. — Еще девчонкой валандалась с кем-то, ребенка незаконного имела… Такая же, как и все… Поиграй ей на баяне да спой над ухом… так сразу размякнет, на все пойдет… да только мне она, ей-ей, не нужна!..

Закрытая кустами Шура замерла на месте, словно раздавленная оскорблением, какого ей еще никто не наносил. Этот человек, будто злым чудом заменивший собой привычный ласково-лукавый облик колхозного баяниста, отомстил за все: за ее простодушие и откровенность с ним, за сладкую тоску ее сердца, жаждущего счастья и широты жизни, за ее сочувствие и доброжелательство к бывшему батрачонку. Невероятно и дико было бы даже хоть однажды подумать, что за это можно мстить, оскорблять и позорить имя честной женщины!.. Но это было так, и глубокая нравственная боль этого унизительного оскорбления, нанесенного грубой и беспощадной рукой, ныла и пылала не только в душе Шуры, но чудилась в каждой капле крови, в каждом толчке ее сердца.

Пока сборщики бригады перебирали собранные яблоки на теплой от солнца траве, а потом, обтертые и обсохшие, сложили обратно в корзины, Шура спокойно распоряжалась и делала все сноровисто и быстро, удивляясь про себя: откуда у нее берутся силы?

С главной аллеи донеслось знакомое поскрипывание колес и густой голос Николая Самохина:

— Кому транспорт надобен?

— Сюда, сюда! — торопливо позвала Шура.

Увидев Николая Самохина с его вместительной ручной тележкой, Шура вспомнила, что она только раз требовала тележку, так как в этом не было надобности.

Принимая корзины, Самохин заглянул в лицо Шуры и слегка попятился.