– И я бы пнул, – согласился Фабьен.
– Так вот, реакции, говорю, никакой. Пульс пощупал – вроде живой… Он в пижаме был, я её одёрнул, на спине ничего; перевернул – и на животе всё чисто.
– Значит, не избили, говоришь…
– Похоже, что нет.
– Понятно всё.
– Что понятно?
– А то, что я был прав, – сказал Фабьен.
– Пьяный он, что ли?
– Ты хоть запах учуял?
– В этот раз я, знаете ли, не принюхивался.
– Потому что от самого, как от свиньи.
– Я и обидеться могу.
– Под морфием он.
– Вот тебе и доктор…
– Гнать его надо.
– А как же Жоэль?
Фабьен промолчал.
Жоэль был его болью, о которой он постоянно пытался забыть. Может, и пил-то лишь из-за этого… Нет, Фабьен знал, что до случая с Жоэлем он так же беспробудно пил, пил да играл – вот и вся его жизнь. Но думать, что спился он из-за любви к сыну, было как-то приятнее. Так он вроде просто пьянчуга, а этак – не просто, а от сильного горя. Вот только горем для всей семьи был он сам. До встречи с Ирен Фабьен уже проиграл два семейных имения, а при ней проиграл и это – последнее, что у них было. Если б хоть кто знал, как трудно ему было не играть, как чесалось всё внутри при виде колоды карт, как хотелось сесть за стол и раскинуть партейку… Но проигрывать было уже нечего. Ему казалось, он проиграл уже всё, даже себя самого.
– Ты в карты играешь, Юбер?
– Не божеское это дело, месье.