Колокол

22
18
20
22
24
26
28
30

– Да что же, мы так и будем тут сидеть?

– Подождите, сейчас мимо проедут, и наша пойдёт.

– Да кто здесь когда проезжал, болван! Дорога ведь только до нашего дома…

– А вы не ждёте кого?

– Кого мне ждать, идиот! Разворачивай, говорю, эту дуру.

Юбер потянул за поводья, слегка хлопнул кобылу по тощему бедру, но она и не думала двигаться с места. Фабьен решил притаиться в кустах. Но только он выкорчевал себя из повозки, как из леса показалась другая повозка, запряжённая двумя лошадьми.

– Вот это лошади, – вздохнул Юбер, – нам бы таких, да, месье? Месье Лоран… Вы где? – Конюх оглядывался по сторонам.

Фабьен Лоран, подтягивая штаны и запинаясь о свои же ноги, бежал в сторону высоких кустов.

– Вот чешет, – засмеялся Юбер.

– Стой! – из подъезжающей брички раздался выстрел.

Кучер, высокий и грузный, спрыгнул на землю и помчался за Фабьеном. Юбер и сделать ничего не успел – у этого громилы один шаг за два. Только он слез с повозки, как хозяина уже повалили.

– Не рыпайся! – сказал другой голос.

Из брички вышел низкорослый господин в шляпе и длинном пальто, с прокуренным голосом, как у ста моряков.

– Будешь рыпаться, – он нацелился на Юбера, – и тебя пристрелю. А ну-ка, ложись на землю мордой вниз! Давай-давай, шевелись…

Никто не смел так разговаривать с Юбером. Он оскалил местами сгнившие зубы и пошёл на прокуренного коротышку.

– Стрелять буду! – только и успел крикнуть тот, как кулак Юбера прилетел ему в лицо.

Фабьен так и лежал на земле, придавленный коленом громилы, и тихо, протяжно стонал.

22 глава

Отец Франсуа Ланге не спал уже третью неделю. В его почтеннейшем возрасте это было сродни самоубийству, чего он никак не хотел и пока не мог себе позволить. Но и приказать себе спать он тоже не мог. Под утро Ланге еле волочил уставшие ноги по длинному коридору старого храма – от кельи до выхода было без малого триста шагов. Когда-то эти стены были наполнены светом – его пропускали высокие окна в розовидных цветных витражах. Теперь не было ни витражей, ни окон; всё заколотили, почти ничего не осталось. Грешно было так думать, но, казалось, Господь давно покинул это место.

– Прости меня, Господи, – священник перекрестился, понимая, что недолго ему осталось и что за это «недолго» ещё многое надо успеть.