– Отдышались? – спросил Юбер минут через пять.
– Отдышался, – рявкнул Фабьен.
Насчёт этой кобылы Юбер был прав: помереть она могла хоть сейчас, вот только купить другую было не на что.
– Так чьи это были часы? – спросил после недолгого молчания Юбер; он вообще не умел долго молчать.
– Какие часы? – спохватился Фабьен.
– Которые я вам давеча принёс.
– Откуда мне знать.
– Может, доктора?
Фабьен не хотел вспоминать о часах; он знал, чьи они были, он знал, что не доктора, что доктор здесь вообще ни при чём, но поговорить об этом странном типе ему хотелось.
– Может, и доктора, – Фабьен кивнул.
– Не нравится он мне, – Юбер скривил рожу.
– И мне! И мне не нравится, – завопил Фабьен так радостно, будто встретил в этом конюхе и соратника, и друга, и всех в одном.
– Он своим носом чуть землю не вскопал, – сказал Юбер, – зубами вцепился в корни, как зверь какой…
– Ты его что, так и нашёл? Что, прямо-таки зубами? – вытаращил, насколько это было возможно, заплывшие глаза Фабьен.
– Да, – протянул Юбер. – Весь рот в этой коре… Я думаю, это он от боли.
– От какой боли? – Фабьен похолодел.
– От какой, от какой – от обычной… Мне вон когда на войне пулю из плеча доставали, я чуть палку не раскусил; главное, что не язык.
– На какой войне, Юбер? Ты не воевал!
– А мог бы…
– Да ну тебя!