813

Не ответив, немец отдал приказ водителю:

– Правее!.. Замедли ход… Пропусти его… Если они тоже сбавят скорость, остановись!

Однако, к его величайшему удивлению, автомобиль, напротив, удвоил скорость. В облаке пыли он вихрем обогнал их.

В открытом автомобиле виднелся силуэт стоящего позади человека в черном.

Он поднял руку.

Прозвучали два выстрела.

Граф, закрывавший собой левую дверцу, упал.

Прежде чем заняться им, два его спутника поспешили закончить связывать Люпена.

– Бестолочи! Тупицы! – крикнул дрожавший от ярости Люпен. – Отпустите же меня! Ну вот, теперь еще и остановились! Скорее за ним, трижды идиоты… Поймайте его!.. Это черный человек… убийца… Ах, болваны!..

Ему заткнули рот. Потом занялись графом. Рана показалась несерьезной, и ее быстро перевязали. Однако сильно возбужденного раненого вскоре охватила лихорадка, он начал бредить.

Восемь часов утра. Они находились в чистом поле, вдали от деревень. Мужчины не имели ни малейших сведений о точной цели путешествия. Куда ехать? Кого предупредить о случившемся?

Автомобиль поставили у какого-то лесочка и стали ждать.

Таким образом прошел целый день. Лишь к вечеру прибыла кавалерийская группа, посланная из Трева на поиски автомобиля.

Два часа спустя Люпен вышел из лимузина и, по-прежнему в сопровождении двух немцев, поднялся при свете фонаря по ступеням какой-то лестницы, которая вела в маленькую комнату с окнами, забранными железными решетками.

Там он провел ночь.

На следующее утро какой-то офицер провел его через заполненный солдатами двор к центру длинного ряда зданий, сгрудившихся у подножия пригорка, где виднелись величественные руины.

Люпена препроводили в просторную, наспех обставленную комнату. Сидя за письменным столом, его позавчерашний посетитель читал газеты и отчеты, жирно подчеркивая отдельные строки красным карандашом.

– Оставьте нас, – обратился он к офицеру. И, подойдя к Люпену, сказал: – Бумаги.

Тон был теперь совсем иным. Сухой, повелительный тон хозяина, находящегося на своей территории, хозяина, который обращается к подчиненному – и какому подчиненному! Мошеннику, авантюристу худшего сорта, перед которым он вынужден был унижаться!

– Бумаги, – повторил он.