813

– Однако…

– С последним звуком в полдень, Вальдемар.

В этой сцене поистине было что-то трагическое, своего рода величие и торжественность, которые окрашивают часы при ожидании возможного чуда. Казалось, будто вот-вот прозвучит голос самой судьбы.

Император не скрывал своей тревоги. Этот странный авантюрист, который звался Арсеном Люпеном, необычайную жизнь которого он знал, этот человек волновал его… И, решив покончить со всей этой сомнительной историей, он тем не менее не мог помешать себе ждать… и надеяться.

Еще две минуты… еще одна минута. Потом стали считать по секундам.

Люпен, казалось, спал.

– Пора, приготовься, – обратился император к графу.

Послышался серебряный звон хронометра… один, два, три, четыре, пять…

– Вальдемар, подтяни гири старых часов.

Всеобщее изумление. Это заговорил Люпен, причем очень спокойно.

Вальдемар только пожал плечами, возмущенный обращением на «ты».

– Повинуйся, Вальдемар, – сказал император.

– Ну да, повинуйся, дорогой граф, – настаивал Люпен, который вновь обрел свою иронию, – тянуть лямку – это по твоей части, а теперь потяни за лямки часов… поочередно… одну, вторую… чудесно… Вот как заводили часы в былое время.

И в самом деле, часы пошли, слышалось их регулярное тиканье.

– Теперь стрелки, – сказал Люпен. – Поставь их чуть раньше полудня… Не двигайся… дай мне…

Он встал и подошел к циферблату на расстояние одного шага, не больше, все его существо напряглось, глаза застыли.

Прозвучали двенадцать ударов, двенадцать тяжелых, гулких ударов.

Долгое молчание. Ничего не произошло. Однако император ждал, словно был уверен – что-то должно произойти. И Вальдемар, выпучив глаза, не шелохнулся.

Люпен, склонившийся над циферблатом, выпрямился и прошептал:

– Прекрасно… я понял.