813

– С этим пройдохой я предпочел бы с дюжину охранников дополнительно!..

– Забирай их. И действуй быстро, ты должен прибыть этой ночью.

– Нелепость, – прошептал Люпен, пожав плечами.

Император повернулся к нему, и Люпен повторил:

– Да, ваше величество, это так, ибо Вальдемар неспособен уберечь меня. Мой побег неизбежен, и тогда…

Он резко топнул ногой.

– И тогда, ваше величество, неужели вы думаете, что я еще раз буду терять свое время? Если вы отказываетесь от борьбы, то я от нее не отказываюсь. Я начал, и я закончу.

Император возразил:

– Я не отказываюсь, но за дело возьмется моя полиция.

Люпен рассмеялся:

– Да простит меня ваше величество! Это до того смешно! Полиция его величества! Она стоит столько же, сколько стоят все полиции мира, то есть ничего, совсем ничего! Нет, ваше величество, я не вернусь в Санте. На тюрьму мне наплевать. Но против этого человека мне нужна свобода, и я ее сохраню.

Император вышел из терпения:

– Этот человек, но вы даже не знаете, кто он.

– Я это узнаю, ваше величество. И только один я могу это узнать. И он тоже знает, что лишь один я могу это узнать. Я его единственный враг. На меня одного он покушается. Это меня он хотел настичь в тот день пулей из своего револьвера. Это меня ему довольно было усыпить этой ночью, чтобы получить свободу действовать по своему усмотрению. Дуэль между нами. Миру нет до этого дела. Никто не в силах мне помочь, и никто не в силах помочь ему. Нас двое, вот и все. До сих пор удача ему благоволила. Но в конечном счете неизбежно, фатально верх над ним возьму я.

– Почему?

– Потому что я сильнее.

– А если он убьет вас?

– Он меня не убьет. Я вырву у него когти, я сведу на нет его силу. И я получу письма. Нет такой человеческой силы, которая помешала бы мне заполучить их.

Он говорил с такой неистовой убежденностью и таким уверенным тоном, что все предсказанное им приобретало видимость уже свершившегося.

Император не мог устоять и не поддаться смутному, необъяснимому чувству, которое отражало своего рода восхищение, а также то большое доверие, которого с такой настойчивостью требовал Люпен. По сути, он колебался лишь потому, что терзался сомнениями: ну как же, использовать этого человека и сделать его, так сказать, своим союзником. И озабоченный, не зная, на что решиться, он, не говоря ни слова, прохаживался между галереей и окнами.